Король-олень - [13]

Моргейна сидела в Камелоте, у себя в комнате, завернувшись в одеяло. Нет, твердила она себе, нет, это был сон, всего лишь сон. "Я даже не знаю, кто сейчас ближайшая помощница Вивианы. Наверняка это Врана, а вовсе не та светловолосая женщина, столь похожая на мою мать. Я раз за разом вижу ее в снах, но кто знает, действительно ли эта женщина ступает по земле или то всего лишь искаженный снами образ моей матери? Я не помню в Доме дев никого, кто был бы схож с нею...

Я должна была находиться там. Это я должна была находиться рядом с Вивианой, и я сама, по своей воле отказалась от этого..."

- Смотрите-ка! - позвала от окна Элейна. - Всадники уже съезжаются, а ведь до празднества, назначенного Артуром, еще целых три дня!

Женщины, находившиеся в покоях, столпились вокруг Элейны, глядя на поле, раскинувшееся под стенами Камелота; оно уже было усеяно палатками и шатрами.

- Я вижу знамя моего отца, - сказала Элейна. - Вон он едет, а рядом с ним мой брат, Ламорак. Он уже достаточно взрослый, чтобы быть одним из соратников Артура. Может быть, Артур изберет его.

- Но во время битвы при горе Бадон он был еще слишком юн, чтобы сражаться, верно? - спросила Моргейна.

- Да, он был еще юн, и все-таки сражался там, как всякий мужчина, способный держать оружие в руках, - с гордостью ответила Элейна.

- Тогда я не сомневаюсь, что Артур изберет его в соратники, хотя бы для того, чтоб порадовать Пелинора, - сказала Моргейна.

Великая битва при горе Бадон произошла четыре года назад, в Троицын день, и Артур объявил, что отныне и впредь будет отмечать этот день как величайший свой праздник и всегда будет собирать на него своих рыцарей. Кроме того, он пообещал, что будет в праздник Пятидесятницы выслушивать всякого просителя и вершить правосудие. И всем подвластным Артуру королям ведено было являться в этот день к Верховному королю, чтоб заново подтвердить свою клятву верности.

- Тебе надлежит пойти к королеве и помочь ей одеться, - сказала Моргейна Элейне, - да и мне тоже пора. Большое празднество - через три дня, и мне нужно переделать еще множество дел.

- Сэр Кэй обо всем позаботится, - возразила Элейна.

- Конечно, он разместит гостей и распорядится об угощении, - охотно согласилась Моргейна. - Но мне нужно проследить, чтобы зал украсили цветами, и проверить, начищены ли серебряные чаши. И, похоже, миндальным пирогом и сладостями тоже придется заняться мне - у Гвенвифар и без того будет достаточно хлопот.

На самом деле, Моргейна была только рада, что до праздника нужно успеть переделать столько дел: это поможет ей выбросить из головы ужасный сон. Все это время, стоило лишь Авалону войти в ее сны, как Моргейна тут же в отчаянье изгоняла его... и не узнала, что Кевин поехал на север, в Лотиан. "Нет, - сказала она себе, - я и сейчас этого не знаю. Это был всего лишь сон". Но днем, когда ей встретился во дворе старик Талиесин, Моргейна поклонилась ему, а когда он протянул руку, чтобы благословить ее, она робко произнесла:

- Отец...

- Что, милое дитя?

"Десять лет назад, - подумала Моргейна, - я непременно вспылила бы: зачем Талиесин разговаривает со мной, словно с малышкой, что забралась к нему на колени и дергает его за бороду?" Теперь же, как ни странно, это ее успокоило.

- Собирается ли мерлин Кевин приехать сюда к Троицыну дню?

- Думаю, нет, дитя, - отозвался Талиесин и доброжелательно улыбнулся. - Он поехал на север, в Лотиан. Но я знаю, что он очень любит тебя и вернется к тебе сразу же, как только сможет. Думаю, ничто не сможет отвратить его от этого двора, пока ты пребываешь здесь, маленькая Моргейна.

"Неужто же весь двор знает, что мы были любовниками? А ведь я вела себя так осторожно!"

- Отчего все при дворе болтают, будто Кевин Арфист пляшет под мою дудку, - ведь это же неправда! - раздраженно произнесла Моргейна.

Снова улыбнувшись, Талиесин произнес:

- Милое дитя, никогда не стыдись любви. И для Кевина бесконечно важно, что женщина, столь добрая, изящная и прекрасная...

- Ты смеешься надо мной, дедушка?

- С чего бы вдруг я стал над тобою смеяться, малышка? Ты - дочь моей любимой дочери, и я люблю тебя всей душой, и ты знаешь, что я считаю тебя самой прекрасной и талантливой изо всех женщин. А Кевин, в чем я совершенно уверен, ценит тебя еще выше: ведь ты единственный, не считая меня, человек при этом дворе, и единственная женщина, кто способен беседовать с ним о музыке на его языке. И когда ты являешься, для Кевина восходит солнце, когда же уходишь - настает ночь. И если тебе это неизвестно, стало быть, ты здесь единственная, кто этого не знает. Ты для него - звезда, что озаряет его дни и ночи. И ты достойна этого. А ведь мерлину Британии не запрещено и жениться, буде он того пожелает. Пусть он не принадлежит к королевскому роду, но он благороден душою, и когда-нибудь он станет Верховным друидом, если мужество не покинет его. И в тот день, когда он придет просить твоей руки, думаю, ни я, ни Артур не откажем ему.

Моргейна опустила голову и уставилась в землю. "Ах, как бы было хорошо, - подумалось ей, - если бы я могла любить Кевина так же, как он любит меня. Я дорожу им, я хорошо к нему отношусь, мне даже нравится делить с ним ложе. Но выйти за него замуж? Нет, ни за что, ни в коем случае, как бы он меня ни обожал".