Король на войне - [76]

Король заговорил:

Сегодня все мы возносим благодарности Всевышнему за то великое, что Он для нас сотворил…

Я обращаюсь к вам из старейшей столицы нашей империи, пострадавшей от войны, но так и оставшейся непокоренной. Я обращаюсь к вам из Лондона и прошу разделить со мной огромное чувство благодарности.

Германия, враг, ввергший в войну всю Европу, теперь окончательно повержена. На Дальнем Востоке нам остается еще победить японцев, упорного и жестокого противника. Это мы сделаем со всей решительностью и при помощи всех своих ресурсов. Но теперь, когда страшная тень войны больше не нависает над нашими сердцами и домами, мы можем приостановиться, возблагодарить Бога, а потом задуматься о том, какие задачи ставит перед всеми странами мир, наступающий в Европе.

Далее король воздал почести тем, кто внес свой вклад в победу – и живым, и мертвым, – и вспомнил, как «порабощенные и разобщенные народы Европы» с надеждой смотрели на Британию в самые черные дни войны. Он обратился и к будущему, призвав своих подданных «твердо решить не совершать ничего недостойного тех, кто погиб за нас, и сделать мир таким, каким они хотели бы его видеть, для своих детей и для нас самих».

«Мы можем позволить себе недолгую передышку для радости, – закончил он. – Но мы не можем позволить себе ни на миг забыть о том, что впереди нас ждет тяжелый труд. Подлая и жадная Япония пока еще не сдалась».

Король заметно утомился; он говорил медленно, запинаясь, и это никого не смущало. Люди слушали его в полной тишине, но потом радостно зашумели и запели национальный гимн. «Все орали, как сумасшедшие, – вспоминал писатель Ноэл Кауард, тоже стоявший тогда перед дворцом. – То был, наверное, величайший день в нашей истории».

Король, королева и обе принцессы без пятнадцати одиннадцать вечера снова вышли на балкон, приветственно помахали собравшимся минут десять; в следующий раз, незадолго до полуночи, когда по небу бродили лучи прожекторов, перед народом появились только король с королевой. Принцессы упросили родителей отпустить их повеселиться вместе со всеми. Король согласился. «Бедняжки еще ни разу не веселились по-настоящему», – записал он в дневнике. Елизавета и Маргарет инкогнито выбрались из дворца в сопровождении дяди, Дэвида Боуз-Лайона, младшего брата королевы, своей гувернантки и нескольких молодых офицеров. Никто не узнал девятнадцатилетнюю наследницу престола и ее четырнадцатилетнюю сестру, когда они, пристроившись к общей линии танцующих, вошли в одну дверь отеля Ritz и вышли из другой, скандировали «Теперь король, теперь королева!», пели «Землю надежды и славы». Много лет спустя будущая королева назвала тот вечер одним из лучших в своей жизни.

В половине двенадцатого королева послала за Лайонелом и Миртл, и они попрощались в гостиной. Потом конюший короля, Питер Таунсенд, провел их через парк к королевским конюшням, где уже ждала машина. Толпы на улицах поредели, но немало людей все-таки продолжали отмечать победу. На Хорсферри-роуд Логи заметили солдата и подвезли его до самого крикетного стадиона «Овал» в Кеннингтоне. Только он вышел, как они подобрали пару с маленькой девочкой – им нужно было в район Дог-Кеннел-хилл, совсем рядом с Бичгроувом. По дороге все говорили о событиях вечера, о короле и королеве. Выходя, муж и жена тепло поблагодарили Логов.

Назавтра король с королевой отправились в северо-восточный Лондон; на следующий день они объехали южные районы города – Нью-Кросс, Гринвич и Стритэм, – где встретили восторженный прием; много раз они выходили из машины и общались с простыми жителями. И в тот, и в другой день они появлялись на балконе Букингемского дворца под громовые овации собравшихся внизу людей. Благодарственные службы были отслужены 13 мая в соборе Святого Павла и 16 мая в эдинбургском соборе Сент-Джайлс. На следующий день в Большом зале Вестминстера король принял поздравительные адреса от обеих палат парламента. В ответ он произнес длинную речь, запнувшись на слове imperishable (нерушимый) и в том месте, где говорил о кончине герцога Кентского. «Мы молча слушали короля, – писал Гарольд Николсон в дневнике. – У него по-настоящему красивый голос, и остается лишь пожалеть, что из-за заикания слушать его иногда бывает невыносимо больно. Это все равно что читать отрывок изящной прозы, напечатанный на машинке с западающими клавишами: вроде бы мелочь, а нарушается красота целого. От заикания он выделяет не то слово, которое нужно»[195].

Изнуренная пара отправилась ненадолго отдохнуть в Виндзор. «После Дня победы провели за делами две недели и чувствуем, что обессилели от всего, что на нас навалилось, – писал король в дневнике. – Уже получили и до сих пор получаем множество добрых слов за сделанное в годы войны. А между тем все эти пять с половиной лет мы лишь исполняли свои обязанности. По-моему, совсем непросто радоваться и беспечно отдыхать, зная, сколько тяжелого труда ждет впереди»[196]. Королева выразилась проще: «Мы чувствовали себя как выжатые лимоны»[197].

Выжатые или невыжатые, а расслабляться было некогда: предстояло еще выиграть войну с Японией, тем временем обстановка в Европе осложнилась, потому что в феврале на Ялтинской конференции, в которой участвовали Черчилль и Рузвельт, Сталин настоял, чтобы Польша и другие страны Восточной Европы вошли в сферу влияния Советского Союза. Король очень горевал, когда в апреле скоропостижно скончался Рузвельт; к этому человеку он испытывал самую искреннюю любовь и благодарность еще со времен их довоенного знакомства в Америке. Удар был тем сильнее, что Рузвельт весной собирался в Британию с ответным визитом и король радостно готовился принимать его в Букингемском дворце.