Король на войне - [64]

Уже совсем скоро в саду опять будет чудесно…

Был ли у вас в Бичгроуве снег на Рождество? Скоро покажется и первый рододендрон.

Очень рад, что мои племянник с племянницей в отличном, превосходном расположении духа. Стала ли Александра поспокойнее? Роберт, по-моему, гораздо шумнее, чем она, почти невыносим. Вэл следующий на очереди толкать коляску; можете передать ему, что я приеду еще очень нескоро и пропущу эту фазу!

Но, конечно, это относительное затишье не могло длиться вечно. Выполняя приказ Гитлера «вскрыть нарыв южнее Рима», Кессельринг предпринял серию атак, чтобы выдавить американцев и англичан с узкого полукруглого берегового плацдарма, за который они зацепились. «Бой, в котором мы участвовали, считается самым страшным за всю войну, – писал подполковник Д. С. Уэддерберн в бюллетене от 12 февраля. – Все единодушны в том, что батальон сражался просто изумительно… Мы успешно атаковали сами и отбивали отчаянные контратаки практически до последнего патрона и до последнего человека».

Решающий этап наступил рано утром 16 февраля, когда немцы начали операцию Fischfang («Рыбалка»), вбивая клин в левый фланг союзников. Волны танков и пехоты накатывались на защищавшихся американцев и британцев. Рейнольдс Паккард, репортер агентства British United Press, наблюдал за наступлением с крыши сарая и видел, как по всей шири горизонта развернулось сражение танков и пехоты. «Противник, как никогда, подставлялся под наш огонь, – писал он. – Раненых и убитых немцев так много, что они мешают пехоте атаковать. В некоторых местах противник буквально идет по трупам своих же товарищей»[163]. Еще один репортер, Бэзил Джинджелл, тоже был поражен упорством противника. «С почти невероятным пренебрежением к жизни немецкие части выстроились и кинулись в сражение по низкой, протяженной равнине, прямо под жерла нашей артиллерии, – писал он. – Это было похоже на печально известную атаку “легкой кавалерии”, только без лошадей, и ее скосил плотный артиллерийский огонь с нашей стороны»[164].

Вместе со всей Британией Лайонел и Миртл по газетам следили за успехами союзных сил, но не сразу поняли, что и их сын воюет там. В письме, отправленном за восемь дней до высадки, он поздравлял Валентина со свадьбой и писал, что у него самого новости «малозначительные». А потом стало совсем тихо.

Миртл поняла, где он находился, но подтверждение пришло только через месяц после высадки. «Цензурные запреты потихоньку снимают, и теперь можно не скрывать того, о чем вы уже догадались – мы на плацдарме близ Анцио, – писал Энтони домой в полночь 19 февраля, подсвечивая себе фонариком. – Поэтому, надеюсь, вы поймете, почему за последний месяц я писал мало и неясно».

Можете рассказать Вэлу, что до сегодняшней ночи девятнадцать суток я не снимал ни ботинок, ни шинели, ни вообще ничего из одежды и теперь ничем не напоминаю шикарного красавца мирного времени. И все-таки это было потрясающее событие, которое, по-моему, навсегда войдет в историю. Я горд тем, что нахожусь здесь, и хотя бы чуть-чуть, но участвую в происходящем. Ребята дрались, как умеют только гвардейские бригады, у меня не хватит слов, чтобы это описать.

Извините за почерк, так как пишу на весу, свечу себе фонариком, дождь льет как из ведра, а вообще гип-гип-ура!

Не обращая внимания на отвратительные условия, Энтони поддразнивал своего старшего брата-молодожена: «Со всех сторон до меня доходят слухи, что Энн успешно переделывает Вэла в образцово-показательного супруга. Я, правда, не верю, что она сумеет сделать так, чтобы он сам чистил себе ботинки. Если у нее все-таки получится, останется только отдать должное ее титаническим усилиям и воскликнуть “браво!”».

Упорство частей под командованием Кессельринга вызывало опасения, что для союзников наступит второй Дюнкерк. Лишь чудом этого не произошло, но все громче становились голоса критиков Лукаса, который почти не выходил из своей подземной штаб-квартиры в Неттуно и не внушал уверенности ни своим подчиненным, ни своему начальству. 22 февраля он был смещен. «Я думал, мы высадили на берег дикую кошку, а оказалось, это неповоротливый кит», – произнес свой безжалостный приговор Черчилль. Лукаса сменил генерал-майор Люсьен Траскотт, за шесть дней до этого назначенный его заместителем. Это был один из самых способных американских командиров, прямодушный вояка с квадратной челюстью, и он начал руководить совершенно иначе: в первые же сутки лично посетил каждую часть на плацдарме и вызвал у своих подчиненных полное доверие. Но и ему не сразу удалось вернуть союзникам военную удачу.

4 марта очередное письмо к родителям Энтони начал с извинений за долгое молчание, но, как выразился он, «в последнее время у нас тут немного суетно».

Слышу, что о гренадерах сейчас много говорят в большом городе; слава богу, Бригаду наконец превозносят до небес, пусть даже не всю, а хотя бы ее первый батальон! Большинство из того, что я слышал по радио и читал в газетах о боях, – это полная ерунда, но с начала до конца все шло просто превосходно, и я надеюсь, операция займет свою строчку в истории войны. В письме о ней рассказать невозможно, поэтому ждите, когда я приеду и все вам расскажу сам.