Король на войне - [12]

Но даже и тогда война не казалась чем-то неизбежным. Теплилась надежда, что польско-британский договор удержит Гитлера от нападения. Посол Великобритании в Египте сэр Майлз Лэмпсон, вызванный в Букингемский дворец 26 августа, на следующий день после подписания договора, отметил, что король был в «превосходной форме» и огорчался лишь тем, что политический кризис помешал превосходной охоте на куропаток в Балморале – «за шесть дней настреляли 1600 штук». «Отвратительно, что эта сволочь Гитлер все испортил, – писал Лэмпсон. – Е. в. полагает, что мир теперь почти наверняка возможен и что в этот раз блеф Гитлера получит достойный отпор»[14].

Тем временем подготовка к войне набирала ход. 31 августа, в 11:07 утра, вышел срочный приказ о массовой эвакуации из Лондона, а также больших и маленьких городов. В первые четыре дня сентября почти три миллиона матерей с детьми, которые могли бы пострадать при бомбардировках, были отправлены в безопасную отдаленную местность. Школьникам привязывали к рукам бирки, как к чемоданам, и вывозили отдельно от родителей, под присмотром почти ста тысяч учителей. «Сохраняйте спокойствие, весело, по-британски улыбайтесь… Желаю хорошей дороги и благополучного возвращения в добрый старый Лондон» – так 1 сентября напутствовал первую группу отъезжавших Герберт Моррисон, в то время министр снабжения. Это была лишь половина тех, кому было предписано эвакуироваться; большинство родителей отказались расставаться со своими детьми. У государственных же служащих выбора не было. За следующие месяцы из столицы их было эвакуировано несколько тысяч, а кроме того, еще и множество работников частных компаний. Домашним животным повезло меньше: 26 августа правительство опубликовало обращение с призывом вывозить их из городов, а если это невозможно, «гуманнее всего, по-видимому, будет уничтожение», так как иначе «они могут пострадать от ран, отравиться газом или сильно испугаться». К концу первой недели войны не стало 750 000 домашних любимцев.

И вот 1 сентября Гитлер напал на Польшу, не смутившись оборонительным договором, который та подписала с Великобританией. Примерно в 4:45 утра люфтваффе начало бомбить аэродромы, корабли, расположения воинских частей, а «Шлезвиг-Гольштейн» зашел в свободный порт Данциг (Гданьск) и открыл огонь по польскому гарнизону. Через несколько часов король провел заседание Тайного совета и от своего имени подписал приказ о мобилизации Британских вооруженных сил. Во второй половине дня он отправился на Даунинг-стрит, к Чемберлену; на улице его горячо приветствовали подданные, и, как отметил сам король, эти спонтанные проявления преданности были «очень трогательны»[15]. В тот же вечер Хендерсон, посол Великобритании в Германии, направил в немецкое Министерство иностранных дел ультиматум о том, что его правительство «неукоснительно выполнит свои обязательства перед Польшей», если Германия не выведет свои войска и немедленно не прекратит агрессию. Официальное немецкое новостное агентство ответило тем, что назвало Британию «агрессором, жаждущим развязать войну в Европе».

На следующий день Лога вызвали во дворец. Было жарко и больше похоже на Цейлон или Сидней, чем на Англию. Он приехал почти в четыре часа дня, и сначала его провели к Хардингу. В 1920 году этот двадцатишестилетний сын бывшего вице-короля Индии был назначен помощником личного секретаря Георга V и проработал шестнадцать лет, до самой смерти монарха. Когда Эдуард VIII взошел на престол, Хардинг получил повышение до личного секретаря и в этом качестве обсуждал условия его отречения, причем, как многие при дворе, не испытывал большой симпатии ни к королю, ни к Уоллис Симпсон. Его преемник оказался для Хардинга гораздо приятнее; прежние разногласия относительно политики умиротворения не были забыты, но перед лицом войны уже не имели никакого значения.

Логу было непривычно видеть Хардинга без пиджака; обычно он был одет безупречно, как подобает человеку, давно служащему при дворе. Он держался, как всегда, спокойно, но с необычным для него напряжением: очень уж досаждала жара. «Помню, что он вышел из себя лишь единственный раз, когда заговорил о нацистском режиме и советско-германском пакте, – записал Лог в дневнике. – Он сказал мне, что в Германии происходит много любопытного, но не очень понятного. Как он выразился, ждать так тягостно, что просто нет слов».

При расставании Хардинг сказал Логу: «Нас устроит только одно – устранение Гитлера», и Лог «подумал, что это добрый знак». Король тоже был хмур. Не осталось и следа оптимизма, замеченного Лэмпсоном всего несколько дней назад. Монарх, как и вся Британия, казалось, очень досадовал, не понимая происходящего, и начал с прямого вопроса:

– Лог, как по-вашему – мы воюем?

– Не знаю, ваше величество, – отвечал Лог.

– Вы не знаете, премьер-министр не знает, я не знаю! – Голос короля зазвенел, предвещая очередной взрыв. – Точно во сне, черт побери. Если бы мы только знали, к чему это все приведет!

Но, уезжая из дворца, Лог не сомневался, что война не за горами. Через сутки, вечером, он уже помогал королю выступать по радио.