Король моего сердца - [25]

Позднее, отдышавшись и успокоив почти плачущую от обиды и недоумения девушку, он объяснил, что траву, которую она собрала, нужно не есть, а прикладывать к ране для ускорения заживления. И предложил попрактиковаться на настоящей еде — при помощи его советов, конечно.

Поэтому, вспомнив об утреннем происшествии, Эллери благоразумно решила, что ее нынешний дебют вполне можно назвать удавшимся.

Много позже, когда ночь мягко просочилась в дом, заполнив собой все пространство, неудачливые путешественники лежали — кто на кровати, а кто на лавке — и молчаливо размышляли каждый о своем.

— Мне не дает покоя одна мысль. Почему отец позволил Керлю взять с собой лучников? Неужели он разрешил им использовать оружие для поиска дочери? — Эллери первой нарушила царящую в комнате тишину.

— Все было несколько иначе, — невидимый во тьме покачал головой мужчина. — Как я мог понять из нашего короткого диалога с ним, у них было какое-то важное дело в тех краях, а твои поиски были уже второстепенным заданием. Потому-то они и не спешили трогаться в путь, едва схватив тебя.

— Но откуда тебе это известно? — нахмурилась принцесса.

— Я умею слушать. И делать выводы, — лаконично отозвался воин.

На несколько минут сонная тишина вновь вернулась в свое царство, пока на сей раз уже задумчивый мужской голос ее не потревожил:

— Откуда тебе так хорошо известно действие яда?

В первый момент Эллери возмущенно вскинулась, заподозрив в его словах определенный намек, но успокоившись и сообразив, что в темноте ему все равно не видно ее реакции, улеглась обратно.

— Когда-то давно у меня был друг, — неохотно начала рассказывать принцесса. — Обычный дворовый мальчишка, сын кого-то из прислуги. Мы с ним были не разлей вода — бегали наперегонки, прятались, воображали себя разбойниками и искателями приключений.

— И королевской дочери позволялось такое поведение и такие друзья? — не поверил Бродяга.

— В те времена отцу было не до этого, — тихо отозвалась девушка. — Тогда он думал только о том, как помочь своему народу. И спасти маму.

— Чума? — в привычно сдержанном мужском голосе мелькнули горькие нотки понимания.

— Да, — в одном коротком ответе таилась бездна отчаяния.

Она вспомнила то страшное время, отпечатавшееся в памяти точно страшный сон. Тогда она, будучи совсем ребенком, мало что понимала. Но картинки, всплывающие в голове при слове «чума», до сих пор приходили в ее сны. Горы мертвых тел, которых не успевали вывозить за город и хоронить, заполненные гноем нарывы на коже заболевших, стоны, крики, слезы — и на фоне всеобщего хаоса бледная ладошка чумазого мальчишки, который стал для нее настоящим спасением.

Сделав глубокий вдох, она продолжила.

— Однажды мы залезли туда, куда не следовало. То были покои одного из отцовских воинов, обладателя тех самых черных стрел, с которыми ты уже знаком не понаслышке. Он выстрелил в моего друга, но стрела не попала в него, а лишь оцарапала ладонь. Но для яда этого было достаточно.

Она умолчала о холодной темной комнате с наглухо задернутыми занавесками, о свалявшейся постели, на которой лежал заросший бородатый мужчина, сжимающий в руках лук. Он скрылся в своих покоях, надеясь, что страшная зараза обойдет его стороной, — но было уже поздно. К моменту, когда дети, играясь, забрели в его покои, гнилостные бубоны покрывали все его тело, и от сознания неминуемой смерти рассудок воина повредился. В конечном счете, это и спасло мальчика — иначе бы стрела попала точно в цель.

— Что было потом?

— Мы едва успели убежать. Но Гансону стало плохо, он потерял сознание. Я не знала, как облегчить его страдания, и рядом не было никого, кто мог бы ему помочь. Ниньи пыталась выходить маму, те слуги, что еще не слегли, пытались помочь заболевшим. Поэтому я затащила мальчика в небольшую каморку и плакала, сидя рядом с его бьющимся в судорогах телом.

— У него были судороги?

— Да. Вероятно, на детский организм яд воздействует куда сильнее, чем на взрослый.

— И чем закончилась эта история? — помолчав, все-таки задал вопрос мужчина.

— Не знаю, каким чудом, но ему удалось выжить. Однако больше дружить со мной он не захотел. Наверное, он навсегда запомнил, как я стояла рядом, глядя на его мучения, и ничего не сделала. И он был прав, — с горечью добавила Эллери.

— Едва ли тебя можно в том упрекнуть. Сколько лет тебе было?

— Едва исполнилось семь, — спустя пару мгновений отозвалась она, все еще мыслями пребывая в том страшном времени своего детства.

— Ты слишком сурова — едва ли можно многого требовать от ребенка, которым ты тогда была.

— Повзрослев, я почти силой заставила Ниньи посвятить меня в таинство врачевания. Конечно, толкового знахаря из меня не вышло, однако самым простейшим вещам меня все-таки обучили. К примеру, как вытащить стрелу из раны или ухаживать за больным горячкой.

Повисла глубокая тишина, и девушка уже, было, решила, что ее собеседник заснул, как раздался его низкий задумчивый голос.

— Никогда бы не подумал, что королевская дочь может быть такой.

— Какой же? — Эллери затаила дыхание, готовясь или обидеться, или расплыться в улыбке.

— Столь необычной, — прозвучал краткий ответ.