Король Матиуш Первый - [69]

– Господин министр, выкладывайте все начистоту! Только коротко, без лишних слов. Мне многое известно.

– Имею честь доложить вашему величеству: в настоящий момент мы располагаем тремя крепостями из пяти, четырьмястами пушками из тысячи и двумястами тысячами пригодными к употреблению винтовками. Патронов хватит на десять дней войны. Раньше был трехмесячный запас.

– А сапоги, ранцы, сухари?

– Склады целы, съеден только мармелад.

– Ваши сведения точны?

– Абсолютно.

– Как вы считаете, скоро начнется война?

– Я политикой не занимаюсь.

– Можно ли починить винтовки и пушки?

– Часть можно, если плавильные печи на заводах в порядке, но часть испорчена вконец.

Матиуш вспомнил фабрику и поник головой. Корона показалась ему еще тяжелее.

– Господин министр, каково настроение в армии?

– Солдаты и офицеры оскорблены. Особенно им обидно ходить в одну школу со штатскими. Когда я получил отставку…

– Ваша отставка недействительна. Мою подпись подделали, а я ничего об этом не знал.

– Когда я получил отставку, – продолжал военный министр, насупив брови, – ко мне явилась делегация с требованием открыть школу для военных. А я на них как рявкну: «Марш в школу, коли приказано! В огонь, в ад ступайте, коли приказано!»

– Ну, а если попробовать по-старому? Простят они меня?

– Так точно, ваше королевское величество! – гаркнул военный министр и выхватил саблю из ножен. – Начиная с меня и кончая последним солдатом, все, как один человек, во главе с королем-героем ринемся в бой за родину, за нашу солдатскую честь!

– Хорошо, очень хорошо!

«Значит, не все еще потеряно», – подумал Матиуш.

Министры опоздали и запыхались – отвыкли ходить пешком. Гофмейстер каждый раз докладывал: такой-то министр приехал, хотя тот на своих двоих притопал. Автомобили поломались, а шоферы корпели над уроками.

В своей речи Матиуш сказал: во всем виноват журналист-шпион, и теперь надо найти выход из положения.

Решили в экстренном выпуске газеты напечатать воззвание ко всем гражданам. В воззвании говорилось: с завтрашнего дня возобновляются нормальные занятия в школах. Кто узнает об этом поздно, пусть все равно приходит на урок. Взрослые досидят до перемены и отправятся на работу. Безработным еще месяц будут выплачивать школьное пособие, а потом, кто хочет, может поехать в страну Бум-Друма строить дома, школы и больницы. Оба парламента временно распускаются. Сначала откроется парламент взрослых. Он решит, как поступить с ребятами, которым исполнилось пятнадцать лет. Когда специальная комиссия выработает правила, откроется детский парламент. Дети могут принимать любые решения, но взрослый парламент имеет право одобрить их или отклонить. Детям запрещается командовать взрослыми. Депутатами могут быть только ребята, которые хорошо себя ведут и хорошо учатся.

Воззвание подписали Матиуш и все министры.

Во втором воззвании к солдатам Матиуш писал:

Две наши важнейшие крепости взорваны диверсантами. Так пусть же геройская грудь каждого солдата станет неприступной крепостью, если враг осмелится напасть на землю наших отцов.

Это воззвание подписали Матиуш и военный министр.

Министр торговли обратился с просьбой к ремесленникам поскорей починить и отремонтировать магазины.

Министр просвещения пообещал детям поскорее открыть парламент, если они будут хорошо себя вести и хорошо учиться.

А обер-полицмейстер поручился, что завтра с утра полицейские будут на своих местах.

– Пока это все, что можно сделать, – заявил канцлер. – Когда исправят телеграф и почту, мы узнаем, что произошло за это время в стране и за ее пределами.

– А что могло произойти? – встревожился Матиуш. Недаром ему показалось, что все уладилось как-то слишком легко и просто. Может, Печальный король преувеличил опасность?

– Неизвестно. Ничего не известно…

Следующий день прошел благополучно. На первом уроке учителя прочли вслух газету своим великовозрастным ученикам, и те отправились по домам. Чтобы вернуть детям книги и тетради, понадобилось, конечно, время. Но к двенадцати часам дня жизнь вошла в обычную колею, и все были этому рады: и родители, и дети, и учителя.

Учителя, разумеется, не признались ребятам, как им было трудно со взрослыми и как хорошо, что дети вернулись в школу. Среди учеников моложе тридцати лет нашлось немало лоботрясов, которые на уроках хихикали, шумели и мешали слушать другим. А кто постарше, жаловались, что неудобно сидеть, что голова болит от духоты и чернила слишком жидкие. Старички и старушки мирно посапывали на задних партах. И сколько учительница ни сердилась, ни кричала, с них как с гуся вода, потому что многие оказались глухими. Молодые проделывали со стариками разные шутки, а старики жаловались, что им покоя не дают. Словом, учителя привыкли иметь дело с детьми и предпочитали, чтобы все было по-старому.

В конторах радовались, что можно свалить вину на детей, когда не находили какую-нибудь важную бумагу. Чиновники тоже ведь бывают разные: у одного все бумажки в порядке, а у другого – нет.

На фабриках дело обстояло хуже, но положение спасли безработные. Они с жаром взялись за дело.

Было в тот день несколько мелких происшествий, но хорошо отдохнувшая полиция моментально их ликвидировала. Награбив и наевшись до отвала, воры вели себя тихо и смирно, боясь, как бы не выплыли наружу их темные делишки. А ненастоящие воры даже вернули краденое.