Король и Каролинка - [29]

-- Настя, научи нас колдовать, -- попросила Вичка.

-- Я тоже не знаю, -- сказала Настя. -- Это так и делается. Так просто, что даже и не объяснишь. Вот ты, Вика, как ходишь?

-- Как хожу? Да так. Хожу, -- и Вика потопталась на одном месте. -- Как все ходят.

-- Настя, -- спросил я серьезно. -- А ты правда не знаешь, как это делается?

-- Не знаю, -- сказала Настя. -- Это само происходит.

Я слегка призадумался. Если сейчас я совершил колдовство, то где тут грех-то? Я, лично я, ничего не сделал. То есть, вообще ничего не делал. И Настя ничего не делала. Если только она не врет. По крайней мере внешне она просто смотрела на меня и смеялась. Я попытался УВИДЕТЬ ее и на сей раз заметил какую-то слабую диссоциацию. Слишком слабую, чтобы определить словами. Но игра какая-то сейчас у Насти явно была.

От этих мыслей я как-то вдруг перешел к тому, что сегодня еще ни разу не помолился.

Тут мне захотелось вдруг перекреститься, чтобы освободиться от морока последних суток. Но вокруг стояли и разговаривали нецерковные дети, и откровенный Крест выглядел бы не совсем уместным. Потому я тайком протянул правую руку к груди, чтобы взяться за нательный крестик. И обнаружил, что Креста на мне почему-то нет!

Это открытие так поразило меня, что я разом вспотел. А Настя вдруг сказала очень ясно и трезво:

-- Хм. А ведь совершенно необязательно все время держаться за стенку, как крыса Чучундра.

Тогда на меня напал ужас. Я покачнулся, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Голова моя вдруг упала и сама вздернулась, как бывает, когда засыпаешь на ходу. Резко вздернув голову, я как в колодце увидел над собою где-то вдалеке Настино лицо.

-- Молчи, -- сказал я ей с необъяснимой в моем положении грубостью. -- Заткнись. Тебя не спрашивали.

Настя будто заглядывала в колодец, куда провалился я, а я сидел там внизу и не мог понять, зачем разговариваю с ней так грубо. Если она уйдет, то я останусь один в своем колодце. А если затворит дверцу, то станет совсем темно. Мне было страшно. И тогда я потянулся к Насте, чтобы она не ушла. И неловко, медленно, как пьяный, повалился вперед.

Меня подхватили и стали испуганно кричать, хлопать по щекам и звать. Я невидящими глазами смотрел перед собой, будто потеряв сознание. Но на самом деле я все видел и все сознавал, однако не показывал другим, что понимаю. На самом деле я просто пользовался минутой, пока все заняты делом, чтобы в одиночестве спокойно поразмыслить, что же это такое делается-то?

Постепенно приходя в себя, я глазами показал Насте: надо поговорить наедине.

-- Да не волнуйтесь, -- сказала Настя. -- Просто человек научился колдовать. Думаете, это так просто дается?

-- Кошмар какой, -- сказала Вика. -- Как ты меня напугал. Я думала, ты умер... как твой дедушка...

Она вдруг зарыдала и, закрыв лицо руками, побежала домой. Я смущенно пожимал плечами.

-- Простите, ребята... простите... Я просто не знаю, как это делается... что это со мной делается...

Потом я вдруг замолчал и трезво, слишком даже трезво сказал:

-- Ладно. Ерунда. Не впервой. Давайте пока -- все. Я правда устал. И Вика убежала. Давайте вечером созвонимся, договоримся на завтра.

-- Давайте завтра пораньше. В девять. А то мало времени остается. Мне к двенадцати в музыкалку. Давайте, я сам позвоню Насте. Если она не согласится, тогда будем договариваться.

Все разошлись.

Мы с Настей медленно и молча подошли к моему подъезду. Так же молча зашли в лифт. Потом я отпер дверь и пустил Настю в дом. Не сговариваясь, мы пошли в гостиную. Я подумал, интересно, будет ли шкаф -- шкафом. Или в присутствии Насти он будет Дверью, как во сне.

Настя отворила двери -- там были рукописи. Тогда Настя взяла в руки какую-то стопку бумаг, стала перебирать, и вдруг начала горько плакать над ними -- я даже оторопел, глядя, как горько Настя заплакала. Ну вот, все девчонки разревелись... Я не знал, что сказать или сделать. И потому сказал обычное:

-- Настя! Насть. Ты чего?..

А Настя безутешно рыдала над рукописью, и ее слезы падали на начинавшие желтеть страницы. Она попыталась что-то ответить, но не смогла.

В это время появилась Мама.

Я было запаниковал, будучи задержанным на месте преступления.

-- Мам, это Настя... Она...

Увидев плачущую над Дедушкиными рукописями девочку, Мама ничего не стала спрашивать, а сразу взяла инициативу в свои руки. Она села возле Насти и, обняв ее, стала как-то утешать. Объяснений не потребовалось: Маме было как бы все ясно.

Насте предложили пообедать, но она отказалась.

Настя попросила, если можно, одну дедушкину рукопись на память. Но этому Мама мягко воспротивилась. Она рассудительно сказала, что этот архив может иметь особую ценность, и его нельзя просто раздавать.

-- Но и мы не имеем право на монополию, -- рассудила она. -- Раз уж так получилось, давай ты будешь ИНОГДА приходить и смотреть эти бумаги прямо у нас. Это ведь Дедушкина квартира, -- добавила она. -- Или давай, мы сделаем тебе копию. Хочешь?

Настя кивнула.

-- Не обижайся, -- сказала Мама. -- Ты получишь то, что тебе нужно. Мы же должны стараться учесть и его волю... Ты раньше приходила сюда?

-- Да, все время... мы разговаривали... Он мне всегда давал читать свои рукописи, еще незаконченные. Потом спрашивал, что мне понравилось, что не понравилось... и что непонятно. И переделывал.