Король говорит! - [19]
Это было нечто большее, чем обычное братское соперничество. Дэвид был не просто старше — он был еще и красив, обаятелен, приятен в общении. К тому же оба мальчика с самого раннего возраста сознавали, что ему предстоит стать королем. Берти был не так обласкан судьбой: он страдал от плохого пищеварения, ему приходилось днем по многу часов носить на ногах шины и спать в них ночью, чтобы выправить вывернутые вовнутрь колени, — этот дефект он унаследовал от отца. Кроме того, он был левша, но, как заведено было в то время, его заставляли писать и выполнять другие действия правой рукой, что обычно создает психологические трудности.
Проблемы Берти дополняло — и до некоторой степени было их следствием — заикание, начавшее заявлять о себе, когда ему было восемь лет. Кстати сказать, исследования показывают, что вероятность заикания выше у тех, кто родился левшой. Звук «к» в словах «король» и «королева» представлял особый риск, создавая специфическую трудность для того, кто родился в королевском семействе.
Дело осложнялось и отношением отца, чьей реакцией на борьбу сына с непокорным звуком была простая команда: «Не мямли». Тяжким испытанием становились дни рождения деда и бабушки, когда соблюдался давно заведенный ритуал: дети должны были выучить по стихотворению, переписать его на листы бумаги, перевязать их ленточкой, продекламировать стихи на публике, затем поклониться и преподнести их персоне, чей день рождения праздновался. К тому же, словно мало было неприятностей со стихами на английском, позже, когда они начали обучаться иностранным языкам, стихи надлежало еще читать и на французском, и на немецком. Такие праздники, да еще с участием приглашенных гостей, стали для Берти сущим кошмаром, как пишет один из его биографов.
«Стоять перед блистательным собранием знакомых и незнакомых взрослых, сражаться с трудностями гётевского „Der Erlkönig“[31], мучительно сознавая контраст между своей запинающейся декламацией и декламацией „нормальных“ брата и сестры, было унизительно, и, вполне возможно, это и положило начало его ужасу перед публичными выступлениями, когда он стал королем»>[32].
По примеру их отца, оба мальчика предназначались к службе в Королевском военно-морском флоте. Однако если Дэвиду полагалось только пройти краткосрочную подготовку, прежде чем он приступит к исполнению своих обязанностей как принц Уэльский, то Берти предстояло сделать флотскую службу своей профессией. Первой ступенью было Королевское военно-морское училище в Осборн-хаусе, прежнем доме королевы Виктории на острове Уайт. Король Эдуард отказался поселиться в доме, где умерла его мать, и отдал его государству. Главное здание стало использоваться как офицерский реабилитационный госпиталь, а конюшенный блок был превращен в приготовительную школу для кадетов. Оказаться здесь было очень странно для двух мальчиков, которые навещали Пра (как называли Викторию) в этом доме в ее последние годы.
Берти было тринадцать лет, когда в январе 1909 года его приняли в училище; Дэвид поступил сюда двумя годами раньше. Пребывание в училище составляло резкий контраст с их жизнью в Сандрингеме — в отношении как бытовом, так и интеллектуальном. Согласно с традицией королевского дома, ни один из них прежде не общался с другими детьми своего возраста. В отличие от братьев, их ровесники (большинство которых до того учились в приготовительной школе) были привычны к разлуке с родителями и к дисциплине, к суровым бытовым условиям, плохой пище и тем странным ритуалам, которые считаются неотъемлемой частью образования в английском высшем обществе.
В обычае были притеснения и жестокие шутки. Братья не только не пользовались, в силу своего королевского происхождения, никакими поблажками со стороны своих будущих подданных — обоих изводили немилосердно. Дэвида один раз заставили участвовать в пародийном представлении казни Карла I, где он должен был высунуть голову в подъемное окно, а ему на макушку с силой опустили верхнюю раму. Берти, прозванного за хрупкое телосложение Сардинкой, его соученик как-то раз обнаружил в переходе, ведущем от столовой: он был плотно закатан в подвесную койку-гамак и звал на помощь. При том значении, которое придавали в училище командным играм, братья оказались в невыгодном положении, не имея опыта в футболе и крикете.
Затруднения Берти усугублялись плачевно низкой успеваемостью. Осборн был преимущественно техническим заведением с преобладанием математики, навигации, естественных и инженерных наук. Хотя Берти успешно справлялся с конкретными задачами инженерной и морской практики, с математикой дела обстояли катастрофически: он постоянно оказывался если не на последнем месте в классе, то близко к тому. Несомненно, его заикание тоже играло здесь некоторую роль. Хотя оно практически пропадало, когда он бывал с друзьями, на занятиях в классе оно возвращалось с удвоенной силой. Он был не в состоянии произнести начальную букву в слове «дробь», а как-то раз не сумел ответить на вопрос о том, что такое половина половины, из-за не поддающегося ему начального согласного в слове «четверть», — все это слагалось в злосчастную репутацию тупицы. Его отец, которому всегда лучше удавалось общаться с сыном на расстоянии, казалось, понимал его. «Уотт [помощник учителя] считает, что Берти стесняется в классе, — писал он Ханселлу. — Я полагаю, что отвечать ему мешает нежелание обнаружить свое заикание, но я надеюсь, что с возрастом это пройдет»
