Король Георг V - [43]
Доставляли беспокойство и некоторые дипломатические представители. Французский министр иностранных дел мсье Пишон был шокирован тем, что в похоронной процессии впереди него оказались принцы Орлеанского дома, и пожаловался министру иностранных дел сэру Эдварду Грею. Оказавшись в одной карете с экс-президентом США Теодором Рузвельтом, он также заговорил о пренебрежении, с которым якобы относятся здесь к представителям республик. Их кучер, негодовал он, одет в черное, тогда как кучера следующих впереди королевских карет одеты в багряно-красные ливреи. Рузвельт отнесся к его словам равнодушно и заметил, что был бы доволен даже в том случае, если бы кучер был одет в желтое с зеленым. Это ехидное замечание, произнесенное на скверном французском, Пишон понял с точностью до наоборот, решив, что Рузвельт желает, чтобы кучер был одет именно в такие цвета.
Специально присланные для участия в похоронах дипломаты также не всегда желали соблюдать установленное правило, по которому они обладали более высоким статусом, чем их посольства и миссии в Лондоне. Незадолго до аудиенции у короля — а он должен был принять всех по очереди в установленное время — один из них написал записку королевскому распорядителю лорду Орматуэйту, прося принять первыми его вместе с соотечественниками, поскольку на этот день у них назначена важная встреча в Манчестере. Орматуэйт, подавив искушение немедленно отвергнуть эту просьбу, решился передать ее королю. Вечером получил ответ. Вероятно, он ожидал вспышки гнева, но в записке, нацарапанной карандашом, было лишь несколько слов: «Я приму их последними».
Другие проблемы нового царствования не были разрешены так же по-императорски.
Когда король Георг V взошел на трон, оставалось всего несколько недель до его сорокапятилетия. Хотя он был едва ли ниже ростом, чем его отец, ему все же не хватало величественной осанки покойного короля. Всю жизнь он оставался довольно худым, отвергая обувь на высоких каблуках, с помощью которых Эдуард VII увеличивал свой рост. Когда леди Минто принимала в Доме правительства в Калькутте тогда еще принца Уэльского, она отметила, что Книга взвешиваний, в которой должны были регистрироваться даже самые именитые гости, открывалась записью от 3 января 1876 г., сделанной будущим королем Эдуардом VII: «Альберт Эдуард, — шутливо писал он, — 14 ст. 9 и 3/4 ф.,[35]в тяжелой военной форме». Ровно через тридцать лет его сын сделал свою запись: «Георг П.: 10 ст. 7 ф.».[36] За четверть столетия он едва прибавил семь фунтов.[37] Затем болезнь лишила его привычной физической нагрузки, и в 1930 г. он записал в своем дневнике: «Обратился к портным, чтобы перешили мою форменную одежду, которая, увы, стала чересчур тесной!»
Но даже самый искусный портной не мог скрыть дефект его внешности, из-за которого он мучился всю жизнь, — у него были вывернутые внутрь колени. Чтобы исправить у своих детей этот врожденный дефект, он заставлял их спать в специальных шинах, сконструированных его лейб-медиком сэром Фрэнсисом Лейкингом. Когда ему сообщили, что приставленный к детям Фредерик Финч внял мольбам юного принца Альберта и разрешил ему снять эти шины, принц Уэльский сразу же вызвал этого мягкосердечного слугу. Подтянув кверху свои брюки так, чтобы были видны его колени, принц сурово произнес: «Посмотрите на меня. Если этот мальчик, когда вырастет, будет выглядеть так же, в этом будете виновны Вы». Лечение было продолжено и оказалось успешным.
Во время поездки короля в Южный Йоркшир, состоявшейся в первые годы царствования Георга V, архиепископ Ланг подслушал следующий разговор двух шахтеров-угольщиков:
— Слышь, который из них король?
— Да вон тот невысокий малый в котелке.
— Ну, он не такой красавчик, как Тедди.
— Ну и что, зато оторвал себе красивую, здоровущую жену.
Салонные остряки, говоря о короле Георге V, обязательно упоминали и о королеве Марии, называя ее Четыре Пятых. Французы, на которых стать королевы тоже производила большое впечатление, называли ее Soutien-George, что буквально означает «опора Джорджа», но также созвучно со словом «soutien-gorge», что переводится как «бюстгальтер».
Хотя королева Мария и в самом деле выглядела высокой импозантной женщиной, чуть ли не на голову выше своего мужа, это была всего лишь иллюзия. Спина у нее была прямая, как шомпол, а величавой внешностью Мария во многом оказалась обязана шляпкам и туфлям. Они с королем были одного роста — пять футов шесть дюймов.[38] Застенчивый характер также заставлял ее выглядеть внушительно. Лорд Линкольншир, ставший в 1912 г. маркизом, писал в дневнике: «Король и королева были очень любезны; они тепло меня поздравили и пожали мне руку, что редко бывает с нынешней королевой». Другой придворный отмечал «этот робкий кивок, который так сильно обижает». А господин Асквит заявлял, что чувствует себя «более утомленным после ужина рядом с ней, чем после окончания дебатов в парламенте».
