Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака - [144]

Воспитанников и учителей эвакуировали в открытом грузовике. Их отвезли в небольшую деревню на юге Польши, и укрывавшиеся среди них еврейские дети смогли выжить. После войны Марину перезахоронили должным образом, а приют восстановили. Он и сейчас действует в системе самоуправлямых детских организаций, некогда созданной Мариной Фальской и Янушем Корчаком.

После войны выжившие польские и еврейские сироты и учителя организовали в Варшаве клуб Януша Корчака. Члены клуба собирались спорадически, в зависимости от политической ситуации. Легенда о Корчаке обрела популярность в Европе, когда поэты и драматурги воссоздали тот последний марш учителя с детьми к поезду, идущему в Треблинку. Во многих странах именем Корчака называли школы, больницы, улицы. По инициативе ЮНЕСКО период с 1978 до 1979 года был объявлен Годом Корчака; он совпал с Годом Ребенка и столетием со дня его рождения. Папа Иоанн Павел II заявил о своей поддержке литературного конкурса Януша Корчака, спонсором которого выступили совместно польские и еврейские организации в Америке. Призами конкурса награждаются лучшие книги о детях.

В середине семидесятых польское правительство сочло политически уместным учредить Международное общество Януша Корчака с ежегодными конференциями в Варшаве, целью которого является распространение его педагогических идей. Председателем общества был назначен министр образования Ежи Куберский (ныне посол по делам религии в Ватикане). Иногда, когда я приезжаю в Варшаву на конференцию общества, меня посещает мысль, что я проживаю сцену из «Короля Матиуша Первого». На конференциях присутствуют делегаты из стран как западного, так и восточного блоков[4], нередко разделенные политическими и религиозными убеждениями, примирить которые Корчак надеялся при своей жизни, но все они вновь открывают для себя Корчака как писателя, психолога, педагога, нравственного учителя.

Израиль и Польша — каждая из этих стран полагает, что Корчак принадлежит именно ей. Поляки считают его мучеником, который, случись ему родиться католиком, к настоящему времени был бы канонизирован. Израильтяне почитают Корчака как одного из тридцати шести праведников, чьи чистые души, в соответствии с древней еврейской традицией, дают миру шанс на спасение. Обе страны неизменно участвуют в мероприятиях, посвященных Корчаку и устраиваемых другой стороной, — показательный жест, если учитывать тот факт, что Польша разорвала дипломатические отношения с Израилем после арабо-израильской войны 1967 года. На одной из конференций в Варшаве израильский делегат, бывший участник восстания в гетто, в знак примирения предложил называть Корчака в Польше евреем, а в Израиле — поляком.

* * *

Какое-то время после войны ходили слухи, что товарные вагоны, перевозившие Корчака и его детей в Треблинку, сошли с рельсов и что Корчак, Стефа и дети были спасены. Говорили, что их видели в разных деревнях Польши.

В своем дневнике Корчак размышлял о том, что он будет делать после войны: «Возможно, меня пригласят участвовать в восстановлении порядка в мире — или в Польше. Это маловероятно, и вряд ли я захочу этим заниматься. Пришлось бы завести большую контору, работать, как невольнику, по столько-то часов в день, общаться с людьми, сидеть в кресле за письменным столом с телефоном. Терять время на пустые ежедневно возникающие проблемы. Спорить с мелкими людишками, озабоченными своими честолюбивыми планами, карьерой, поиском влиятельных друзей. Короче говоря — надеть на себя ярмо. Нет, я предпочитаю свободу».

А еще он мечтал о создании приюта в горах Северной Галилеи: «Там будут просторные столовые и спальни и маленькие „хижины отшельника“. У меня будет помещение на плоской крыше, не слишком большое, с прозрачными стенами, чтобы я не пропустил ни одного рассвета или заката, а, работая ночью, мог бы время от времени поглядывать на звезды».

Треблинка, как и другие бывшие лагеря смерти, лежащие подобно мертвым спутникам подле крупных городов Польши, оживляется посетителями из всех стран мира, которые приезжают сюда почтить память жертв. Я побывала там в 1983 году с членами Международной ассоциации Корчака. В автобусе передо мной сидели Юзеф Бальчерак и Ида Межан. Миша Вроблевский приехал из Швеции, Леон Хаари, Янка Цук, Стасик Цингман и Ицхак Бельфер — из Израиля. Игорь Неверли не смог присоединиться к нам из-за болезни, а Иосиф Арнон скончался за несколько лет до этого.

Дорога шла вдоль Вислы. Наконец мы увидели указатель «Треблинка» — название городка, в двух милях от которого находился лагерь. Автобус свернул на узкую дорогу, окруженную густыми березовыми и сосновыми лесами исключительной красоты. Казалось, сама природа хочет сокрыть то, что некогда здесь происходило. Несколькими годами раньше я ехала в Треблинку на машине с одним польским журналистом, и в этом самом месте мы заблудились. Остановив мужчину, проезжавшего мимо со своим внуком на телеге, груженной картошкой, мы спросили, как найти бывший лагерь смерти.

«Я его помню, — сказал мужчина. — Я все это видел с холма за городом. Мальчишкой пас там коров. Подъезжали вагоны, люди выходили. Пытались убежать. Их били. Стреляли. Ужас, что было. И никуда не деться. А если ветер с востока дул, так просто жуть. Вот если с запада, то еще терпеть можно. Женщин и детей малых тогда отсылали из города к родственникам, а то пьяные украинские охранники покоя не давали». Он показал нам дорогу и двинулся дальше. Лошадь, телега, внук, картошка.