Король англосаксов - [141]

Не успел замолкнуть восторженный крик саксонцев, закончивший слова Гарольда, как с северо-западной стороны от Гастингса показалась первая рать норманнов.

Король, посмотрев несколько минут на них и не замечая движения прочих отрядов, обратился к Гурту:

– Если это все, – сказал он, – что они дерзают выставить против нас победа за нами.

– Подожди радоваться и взгляни туда! – проговорил Гакон, указывая на ряды, заблестевшие из-за леса, из которого предводители саксонцев следили прошлой ночью за движениями неприятельской армии.

Не успел Гакон произнести эти слова, как с третьей стороны явилась третья рать, предводительствуемая самим Вильгельмом. Все рати шли разом в строгом порядке с намерением атаковать саксонцев: две из них двигались на оба крыла передового полка, а третья на – окопы.

Посреди войска, ведомого герцогом, развивалось священное знамя, а впереди его гарцевал воин-гигант, певший воинскую песнь:

Про дела Карла Великого И про славного Роланда, Павшим вместе с Оливером В грозной битве Ронсевальской.

Рыцари-отшельники уж не пели своих священных песен, а глухие и хриплые сквозь забрала голоса их вторили воинственной песне менестреля. Воин-менестрель был очень весел и, видимо, восторгался перспективой предстоящей битвы: он с ловкостью фокусника подбрасывал в воздух свой огромный меч и подхватывал его на лету. Он махал им, вертел его как бешеный и, наконец, не в силах обуздать свою дикую радость, пришпорил коня и, остановившись перед отрядом саксонской конницы, воскликнул громким голосом:

– На Тельефера! На Тельефера! Кто сразится с Тельефером?

И голос, и движения воина вызывали кого-нибудь на единоборство.

Один молодой таи, знакомый с романским языком, вышел из радов и скрестил меч с менестрелем. Тельефер, отразив ловко удар, подбросил свой меч в воздух и, подхватив его опять с невероятной быстротой и силой, рассек пополам голову саксонца. Затем, переехав через труп, Тельефер с хохотом и криком стал вызывать другого противника. На зов вышел второй тан, и его постигла участь товарища. Ужаснувшиеся ратники стали переглядываться между собой, этот веселый боец-менестрель со своими фокусами, казался им не рыцарем, а – злым духом. Этого единоборства в начальном сражении и в виду войска было бы достаточно, может быть, чтобы смутить дух англичан, если бы Леофвайн, посланный перед тем с поручением от короля в окопы, не возвратился к своему отряду. Беспечное и неустрашимое сердце его было возмущено надменностью норманна и очевидной трусливостью саксонцев, он пришпорил коня и, прикрывшись щитом, направил свою небольшую лошадку на коня норманнского гиганта. «Иди петь песни демонам, зловещий боян!» крикнул он по-норманнски. Тельефер бросился быстро, но меч его сломился о щит Леофвайна и, пронзенный насквозь, боян свалился мертвый под копыта своей лошади.

Восклицание горя прошло по всему войску, и даже сам Вильгельм, выехавший вперед, чтобы полюбоваться удальством Тельефера, был сильно опечален.

Леофвайн подъехал к передовым рядам и бросил в них свой дротик так ловко и так метко, что рыцарь, находившийся шагах в двух от герцога, повалился на землю.

– Любы ли вам, норманны, шутки саксонских фокусников? – спросил Леофвайн, медленно поворотив коня и возвращаясь к саксонскому отряду. Он повторил всем всадникам прежнее приказание: избегать прямой стычки с норманнской конницей, а тревожить ее и истреблять отставшихся. Кончив распоряжения, он затянул живую и веселую песенку и поехал к окопам с совершенно спокойным и радостным лицом.

Глава VIII

Осгуд и Альред приближались на рассвете к мызе, отстоящей не более как в пол мили от саксонского войска. В ней помещались лошади, на которых возили тяжелое оружие, снаряды и запасы. На ней тоже собрался народ обоих полов и всевозможных званий. Некоторые тревожились, другие же, напротив, болтали и шутили, а третьи молились.

Сам мызник, с сыновьями и с годными в военную службу сеорлями, прислан к королевскому войску, к отряду графа Гурта.

Позади этой мызы стоял небольшой, пришедший в ветхость храм, с раскрытыми дверями, предоставляя на случай опасности убежище. В нем толпились молельщики.

Сеорли пристали к некоторым собратьям, которые облокотившись на низкий забор, устремили взоры на щетинившееся оружием поле. Невдалеке от них и в стороне от толпы стояла в глубокой задумчивости неизвестная женщина, лицо которой было закрыто густым покрывалом.

Между тем как земля дрожала под движением норманнских войск и крики бойцов, как громовые раскаты, носились по воздуху, два отшельника, следовавшие за саксонскими войсками, приехали из окопов к мызе. Не успели они сойти с лошадей, как толпы любопытных окружили их.

– Битва началась, – произнес один из них торжественным голосом. Молитесь за Англию: она никогда еще не была в такой опасности, как теперь.

Незнакомка вздрогнула при этих словах отшельника и поспешила подойти к нему.

– А король?.. Король? – воскликнула она дрожащим голосом. – Где король?

– Дочь моя, – ответил отшельник. – Место короля у своей хоругви, но когда я оставил его, он был во главе передового полка. Где же он теперь это мне неизвестно… но думаю, что там, где битва кипит жарче и опасность грознее…