Коробейники - [14]

Он не подозревал, что предсказывает свою завтрашнюю судьбу.

«С Володей я тебя завтра познакомлю. Но договориться с ним не пытайся. Будет клясться, что лучший твой друг, а завтра появится кто-нибудь еще — и он продаст тебя со всеми твоими инсинуация­ми».— «С чем?!» — «Со всеми потрохами продаст. Спи».

Утром они отправились на комбинат. Прошли квартал по трех­этажной улице Ленина, вышли к железнодорожному вокзалу и по­завтракали в маленькой темной столовой, набитой галдящими маль­чишками в форме ГПТУ. За привокзальной площадью поднялись на железный мост, прошли по нему над путями и увидели комбинат. До горизонта стояли цехи маленькие и большие, длинные и квадрат­ные, соединенные трубопроводами и асфальтовыми дорогами. Вокруг них шли цепочки деревьев, бетонные эстакады и изгороди из низкого кустарника. К каждому цеху, подходили железнодорожные ветки, именно они да торчащие в разных местах то гроздьями, то поодиночке трубы и создавали основной рисунок открывшейся с моста картины. Спустившись вниз, Юшков и его сосед оказались на территории ком­бината.

Нижнетагилец с утра был вялым и неразговорчивым. Он подошел к длинному белому цеху, в торец которого упирались два железно­дорожных пути. Толкнул калитку с надписью «Посторонним вход воспрещен». Здесь был конец производственной цепочки. Мостовые краны грузили в вагоны стальные листы, рельсы и штанги. Все это катилось сюда с другого конца цеха по дорожкам из стальных тру­бок. Солнечные лучи, падая сверху, казались балками стальной кон­струкции. В глубине сыпали искрами газовые резаки.

Бригадир Володя, черный и худой, в брезентовой куртке, надетой на майку, руководил погрузкой. Заметив нижнетагильца, он занервни­чал и попытался улизнуть, а когда увидел, что скрыться не удастся, набросился с руганью на крановщицу. В кабине крана под самой крышей она едва ли могла его слышать, а он стоял у штабеля штанг, задрав голову, и потрясал кулаком.

Нижнетагилец, оживившись, поймал его руку, заглядывая в гла­за: «Что новенького?» Бригадир бдительно зыркнул по белой рубаш­ке, галстуку и отутюженному костюму Юшкова: не проверяющий ли какой? Юшков предложил сигарету. Купленная в Быкове пачка «Сто­личных» усилила подозрения бригадира: «Из Москвы будем?» «За хромом приехал, как и я»,— отрекомендовал нижнетагилец. «Хро­ма нет и не будет»,— сказал бригадир, теряя интерес к Юшкову.

Он все порывался уйти. Взгляд нижнетагильца стал беспокой­ным. «Номер вагона ты мне скажешь?» — «Какого вагона? — недо­вольно спросил бригадир.— Чего ты сюда ходишь? Ты в производст­венный отдел ходи».— «Постой, постой,— нижнетагилец всерьез встре­вожился.— Мой вагон вчера отправили?» — «А откуда я знаю? Помню я вас всех, что ли?»

Бригадир пошел вдоль стены к своей будке, маленький нижнета­гилец засеменил рядом. «Ты шутки со мной шутишь? Отправили или нет?» — «А я говорю: не ходите здесь! Сюда посторонним вход запре­щен! Ходите, работать мешаете, поэтому и чехарда получается».— Какая чехарда?!» — «Я делаю то, что мне велит производственный отдел. Идите туда». Бригадир скрылся в свою стеклянную будку. Нижнетагилец посмотрел на Юшкова, словно тот мог что-нибудь объяснить ему. «Понял?.. Кажется, увели мой вагон».

От отгрузки до производственного отдела было километра три по асфальтированным аллеям между корпусами. Нижнетагилец то срывался на бег, то, выдыхаясь, едва плелся. С седых волос лился пот. «Катали сталь на мой заказ, круг сто тридцать, рядом же стоял, ну что за народ...» — бормотал себе под нос, будто молился.

В комнатах производственного отдела мужчины обступали рабо­тающих за столами женщин, нависали над ними, и каждый пытался так или иначе втолковать свое. Женщинам приходилось не только отбиваться от мужчин, но и отвечать на телефонные звонки, они бал­дели в этом шуме и духоте, одна из них, полная и распаренная, кри­чала: «Товарищи, вам нечего тут делать, подождите в коридоре! Товарищи, имейте совесть, тут же нечем дышать! Лишние выйдите, товарищи!» Ее никто не слушал, и она сказала второй: «Сумасшед­ший дом какой-то».

Ту, вторую, Юшков, едва заглянув в комнату, заметил сразу, поскольку молодых женщин всегда замечал в толпе прежде других людей. Он не слышал ее голоса, но по лицу видел, что она терпеливо повторяет одно и то же мужчине, упирающемуся руками в ее стол, и одновременно слушает телефонную трубку. Прежде чем положить трубку, она убрала ею со лба светлую прядку и в это время встрети­лась взглядом с Юшковым. На секунду задержала взгляд, что-то мелькнуло в ее лице, словно бы искорка узнавания, которая всегда доказывала Юшкову, что этой женщине он может быть интересен. Он загадал, что если заказы автозавода ведет она, то у него все получится.

Нижнетагилец промчался к столу полной женщины: «Я не маль­чик, понимаете! Что у вас тут делается?! Я же не могу сторожить всю ночь свою сталь!» «Товарищ, произошла ошибка...» Юшков показал светловолосой свои бумаги: «Это к вам?» «Да»,— подняла она глаза от бумаги, задержала узнающий взгляд. Юшков встал в очередь к ее столу. Полная промакнула подбородок носовым платком, сказала: «Когда он уже кончится, этот день?» — и стала ругаться в трубку. Светловолосая вытянула шею в ее сторону, слушая разговор. «Тут че­ловек у меня стоит, что я ему скажу? — объясняла в трубку полная.— Нет, уж лучше я его к вам пошлю. В конце концов нельзя так распус­кать бригадиров.— Положив трубку, сказала нижнетагильцу: — Идите к заместителю сортопрокатного». «Что вы меня гоняете?» — заревел он. Она пожала плечами. Взъерошенный нижнетагилец выскочил из ком­наты, бормоча угрозы. Светловолосая спросила: «Опять Володя там коники выбрасывает?» — «Откатали Нижнему Тагилу круг сто три­дцать, нужно было резать на шесть, он порезал на четыре».— «Ко­му?»— «Говорит, по ошибке. Вагон этот забрал москвич».— «Такой кот с усиками?» — «Ну. Ясное дело. За такие «ошибки»...» — «Ай, опять ему это сойдет».