Кормилец - [94]

Аллея была заполнена людьми. Навстречу Игорю прошла красивая женщина с распущенными рыжими волосами в белой шубе. За руку она вела мальчика семи-восьми лет. На лавке справа сидела девушка-подросток в кожаной куртке с блестящими заклепками. Она глубоко затягивалась зажатой в пальцах сигаретой и мечтательно выпускала дым в небо. Мужчина рядом с Сережей, который говорил про питание, был одет в строгий шерстяной костюм и кашемировое пальто. Размахивая руками, он что-то рассказывал сидящему на лавке деду в меховой шапке и шубе.

Людей вокруг было много. Они были одеты по моде разных лет, но опрятно и красиво.

Все выглядели довольными и даже счастливыми. Шутили и смеялись. Одни разговаривали, сидя на лавках, другие неторопливо двигались по дорожке, обходя Игоря и Сережу.

С лавки, стоявшей чуть поодаль, улыбаясь, поднялась девушка в дубленке. Мгновение спустя Игорь узнал в ней Наташу. Не мумию с развороченным черепом, а яркую женщину с белыми волосами и смелым взглядом. Она прошла мимо Сережи, мимоходом взъерошив ему волосы, и подошла к Игорю.

– Привет. Кажется, совсем недавно виделись, а я так соскучилась. – Она взяла Игоря под руку, и он почувствовал легкий аромат цветущего персикового сада. – Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?

От ее прикосновения он вдруг почувствовал себя моложе лет на двадцать. Он вспомнил Новый год в гостях у Бурцевых. Тот момент, когда Марина вышла в туалет, а хозяева возились на кухне. Возбуждение. Бодрость и легкость. Она легко потянула его за руку, и он последовал за ней.

– Это ведь иллюзия? Верно? – спросил он.

– Разве это имеет значение? Посмотри вокруг. На себя, на меня, на сына. – Она сказала «на сына», как мать. Но надо отдать должное: она тоже имела к рождению Сережи непосредственное отношение. – Разве все это не прекрасно?

Игорь задержал взгляд на Сереже. Сын изменился. Он больше не выглядел слабоумным инвалидом. Немного странным, немного необычным, но никак не глупым. Скорее даже наоборот – весьма смышленый парень. Разве что немного толстоват от продолжительной работы за столом в мансарде.

Втроем они не спеша направились в сторону сверкающего Дерева. Несмотря на радостное возбуждение и бодрость, Игорь все же чувствовал себя немного не в своей тарелке. Сначала ему казалось, что из-за ноши. Дрова и лопата выглядели нелепо. Но некоторое время спустя, приглядевшись к публике, он сообразил, что дело не в ноше, а в нем самом. Что он чужой на этом празднике. Пока что. Про себя он назвал праздник «праздником жизни» и, к явному удовольствию Наташи, вдруг громко рассмеялся.

Широкий тротуар был вымощен желтой брусчаткой. Снег добросовестно смели – его следы остались только в стыках между камнями. По обеим сторонам дорожки стояли лакированные деревянные скамейки с коваными воронеными подлокотниками. По одну сторону от лавок стояли чистые пустые урны, по другую – пушкинские фонари. Деревья вдоль тротуара были аккуратно подрезаны до высоты в два человеческих роста. Голые стволы мокро блестели в электрическом свете гирлянд.

– Добрый вечер, доктор, – окликнул его слева знакомый голос.

Игорь обернулся. На скамейке в знакомом спортивном костюме (но теперь костюм странным образом оказался впору) сидел его самый сложный пациент. Вокруг него по лавке лазили чистенькие морские свинки, хомяки, на спинке сидели две канарейки и крупный красный попугай. Под ногами лежал, прищурив глаза, толстый белый лабрадор.

– Давно не виделись, – сказал Шматченко. – Как дела?

– Пойдем, – шепнула Наташа на ухо и слегка потянула за рукав.

Игорь не поддался.

– Хорошо, – ответил он. – Кажется, здесь у всех всегда все хорошо.

– Это точно, – согласился Шматченко. – Похоже, наши труды были не напрасны? Какой интересный молодой человек.

Он кивнул на Сережу, и сын смущенно отвернулся. Лабрадор принял комплимент на свой счет, подскочил на ноги и лизнул хозяина в лицо.

– Прекрати, Вильгельм. – Старик вытер лицо сухой костлявой ладонью и погладил собаку по голове. – Ваш сын, доктор. Я вижу в нем задатки большого художника. Он ведь рисует, верно? Я точно знаю, что он рисует.

– Да, рисует.

– Ага, – как будто обрадовавшись своей проницательности, улыбнулся Шматченко. – У него на лбу написано «Большой талант». Хотел бы я хоть одним глазком взглянуть на его картины. Это все равно что поесть любимого супа. Я так и не угостил вас, доктор. Так и не угостил.

– Пойдем, – снова потянула за локоть Наташа.

– Мне пора, – сказал Игорь, – рад был встрече.

– Конечно, конечно, – понимающе закивал Шматченко. – Вас давно ждут.

Игорь дал Наташе увлечь себя, и они пошли дальше.

– Ненавижу этого вонючего старика, – когда они отошли на некоторое расстояние, шепнула в ухо Наташа.

Он хотел ей кое-что напомнить, но сдержался. К чему портить ссорами такой прекрасный вечер?

Казалось, гирлянды разгорались все ярче. Игорь внимательнее присмотрелся к ним. Толстые черные провода висели на нижних ветках. Гирлянды были стилизованы под ретро: крупные черные патроны с обыкновенными лампочками, горевшими ровным желтым светом. На фоне приевшихся неоновых трубочек, моргающих всеми цветами радуги, эти украшения выглядели царственно красиво. Однако в одном месте огни обрывались – над лавкой с одинокой сгорбившейся фигурой. Люди, двигавшиеся по тротуару, обходили это место стороной и говорили тише. Фонарь над этой лавкой тоже не горел.