Кормилец - [61]

– Здравствуйте. А можно мне увидеться с Прохоровой Елизаветой?

– Ты ведь умеешь читать? – спросил Доронин и указал пальцем на прикрепленный к двери файл.

– Да. Но я подумала…

– Не надо думать. Просто читай.

Девочка отступила на шаг назад и опустила глаза. Лоб сморщился, губы как будто вдруг припухли. Доронин осекся. Она не имела ни к больничному борщу, ни к бывшей жене, ни к Коле Павлушкину никакого отношения.

– Как тебя зовут? – Доронин слегка наклонился, чтобы лучше слышать ее.

– Оля.

– Оль, ты молодец, что пришла. И Лизе, когда она поправится, будет очень приятно, что у нее есть такая подруга. Но я тебя не пущу.

Он хотел добавить «не положено», но передумал. Зачем плодить вранье? Причина – не в установках начальства, а в том, что с некоторыми вещами лучше знакомиться как можно позже (а еще лучше – никогда).

– А вы не могли бы передать ей пирожки? – Она протянула зажатый в руке пакет.

– Не передам. Сегодня она точно не сможет их съесть, да и завтра, скорее всего, тоже.

– Я могу сдать кровь для переливания. У меня первая группа. Всем подходит.

– Оль, ей не надо сейчас ничего, кроме везения и покоя.

– Тогда возьмите вы. – Она снова протянула пакет.

– Угощаешь?

Девочка кивнула.

– Знаешь, у нас в отделении к пирожкам предвзятое отношение. В определенных условиях даже образованные люди становятся суеверными. Но я возьму парочку. Себе и сестре, если ты не возражаешь.

Девочка радостно закивала головой. Она пришла сюда, чтобы сделать что-нибудь полезное для своей подруги, и сейчас он мог помочь ей в этом, просто приняв угощение.

– Спасибо, – сказал Доронин и взял два пирожка из пакета. – А теперь мне пора.

– До свидания.

Доронин закрыл дверь. Ему следовало поторопиться. Через сорок минут он должен был передать историю болезни Коли Павлушкина в морг.

22

Тучи закрыли небо, и стало сумрачно, как вечером. Голые деревья блестели сырыми стволами, под ними ковыряли грязь серые вороны. На порожках молча курили два парня в спортивных костюмах. Сколько помнил себя Игорь, больничный двор всегда выглядел уныло. В любую погоду.

– Две минуты. Я скоро вернусь, – сказал Игорь Марине, протягивая ключи от «Тойоты». – Прогрей пока.

Единственный больничный туалет, в который можно было беспрепятственно войти, находился в приемном отделении. Из-за тонкой перегородки доносились голоса. От мокрого холодного пола воняло мочой и хлоркой.

Игорь зашел в кабинку. Унитаз был чистым. На двери висел график уборки, густо заполненный подписями. Щеколда была сломана – погнутый язычок не входил в паз, но нижний край дверцы располагался достаточно высоко для того, чтобы отличить свободную кабинку от занятой. Он отвернулся обратно к унитазу и расстегнул ширинку. Игорь почти никогда не мочился в писсуары. Парурезис, или синдром стеснительного мочевого пузыря. Тоже психическое расстройство, но сущая ерунда по сравнению с той фантасмагорией, которой сейчас была забита его голова.

Чтобы отвлечься, Игорь стал читать надписи на перегородке. «Под окном сегодня в пять пронесли покойника. У покойника стоял выше подоконника». Писали на пластике. С кафеля надпись бы сразу оттерли. «Отсосу недорого» и замалеванный черным прямоугольник. Возможно, здесь был номер телефона врача или медсестры, указанный обиженным пациентом. Игорь вспомнил Доронина. Сегодня коллега был не так оптимистичен. Отвечал односложно, часто тер подбородок и ничего не сказал про «надежду на лучшее». Мелкие черепки на его колпаке скалились особенно зловеще.

– А где парень? – спросил Игорь, прежде чем выйти из палаты, и указал на пустую каталку, на которой вчера лежал мальчик без ноги.

– Выписали, – ответил Доронин.

Медсестра посмотрела на Доронина, приподняв брови, а Доронин посмотрел в окно. Весь путь от двери реанимации до больничного двора Игорь думал, что бы это значило. Выписать из реанимации можно было по-разному.

Внезапный шорох за дверцей помешал ему закончить начатое. Странно, что он не слышал, как хлопнула входная дверь. Игорь застегнул ширинку и повернулся. В широком проеме между нижним краем двери и полом были видны босые женские ноги, перемазанные глиной. Воздух наполнился знакомым запахом.

Игорь ощупал карманы джинсов. Как будто соль, которую он клал в задний карман три недели назад, могла пережить две стирки. Да и вообще, те ли это были джинсы? Соли не было, ни в карманах, ни под рукой. И все же он не чувствовал того парализующего ужаса, который испытывал при прошлой встрече. Голоса людей за стеной, солнечный свет в окне и потеря детей сделали его смелее.

– Снова туалет? – спросил он первым.

Сложно было произнести первое слово, второе вылетело само. Отлично – он многое хотел бы сказать.

– А это вариант исповедальной кабинки для предателей и убийц, – ответила Наташа.

Состарившийся, похожий на затертую звукозапись голос отвратительно напоминал тот, каким он был при жизни. И именно это сходство, а не безжизненные интонации, пронизывало до костей.

– Я не убийца, – ответил Игорь.

– Обсудим это в другой раз. Осталось слишком мало времени.

– Нет. Мы обсудим это сейчас. Другого раза может не быть. Не должно быть. – Собственный окрепший голос придал ему уверенности. – Потому что ты пришла не к тому, к кому должна была прийти. Я не убийца.