Кормилец - [11]

Фантазии походили на глумливую чушь. Но черт возьми, сам Игорь здесь ни при чем. Ситуация изначально была на грани абсурда. Как мертвый соседский кот мог попасть к ним во двор? Может, Федя со злости пытался забросить труп обратно хозяевам, но не докинул? Или мертвого кота затащили в огород собаки (Марина много раз видела чужих собак в огороде и просила затянуть бреши в рабице). Или опять же птицы.

Как ни странно, альтернативных подозреваемых в убийстве у Игоря не было. Слишком часто сосед обещал поквитаться с котом. Ситуацию не изменила даже веревка. Ну и что, что она выглядит знакомой? Девять из десяти бельевых веревок микрорайона наверняка были куплены в «Магните» на углу. И зарождающаяся мысль о том, что кота мог убить сын, так и не обрела словесной формы и смутным беспокойным чувством растворилась в темноте бессознательного.

11

После обеда Игорь с семьей поехал к теще. По инициативе Марины вечерние визиты давно стали обязательной частью субботней программы. Самой противной ее частью.

Теща жила в десяти минутах езды на Красноармейской, в тупике. На шести сотках располагались небольшой кирпичный домик, сарай и огород. Сколько себя помнил Игорь, двор всегда охраняла мелкая истеричная собака – Шарик или Красавчик. Они слишком часто чередовались, чтобы пытаться их запомнить.

Вера Васильевна жила бедно, несмотря на помощь обеих дочерей. Все деньги, что оставались после уплаты коммуналки и покупки хлеба с кефиром, она несла в церковь. Карман настоятеля назывался «церковной сокровищницей». О далеко не аскетическом образе жизни отца Павла по городу ходили легенды, подкрепляемые короткими газетными заметками, но Веру Васильевну, как и многих других бабулек, одурманенных опиумом для народа, это не смущало.

Теща была интересным с профессиональной точки зрения человеком и совершенно невыносимым в бытовом плане. Раньше желчный характер Веры Васильевны в значительной степени нивелировал тесть. Михалыч был беззлобным мужиком, любил поговорить про охоту и рыбалку и после выхода на пенсию большую часть времени был под мухой. Но шел четвертый год, как он покоился в земле.

Игорь редко выдерживал в доме тещи более получаса. Этого времени Вере Васильевне вполне хватало, чтобы изгадить ему настроение.

В кружках на столе остывал травяной чай, и по кухне витал запах чабреца. Марина, Игорь и Вера Васильевна сидели за столом. На диване в углу свернулась калачиком Лиза. Она отказалась и от чая, и от игр с Сережей, который катал по полу в соседней комнате кресло-качалку. Переход тещи от общих фраз к обвинениям был резким, как бросок кобры.

– Зачем ребенку это искушение? – спросила она и указала на оттопыренный карман Лизиных штанов.

Глаза Веры Васильевны округлились так, словно она увидела на внучке пояс шахида. В кармане у Лизы лежал простенький «Самсунг», который купил Игорь три недели назад. Он просил дочь не показывать телефон бабушке, но бабушка умела видеть больше, чем ей показывали.

– Это не искушение, а средство связи, – ответил Игорь и отхлебнул из кружки.

Чай по вкусу напоминал запаренную солому. Игорь старался говорить спокойно и ровно, не вызывая дополнительного раздражения.

– Связи с кем? С наркоторговцами и педофилами? Вчера по телевизору рассказывали про клуб самоубийц, собранный через интернет. Две трети членов клуба – дети до четырнадцати лет. Ты хочешь, чтоб Лиза прыгнула с крыши?

Переход от абстрактного «вы» к конкретному «ты» в два предложения был явным признаком закипания. Доказывать Вере Васильевне отсутствие интернета на Лизином телефоне было бессмысленно. Превращать диалог в сеанс психотерапии не было желания. Марина молчала. Она всегда молчала, когда говорила мать. Игорь отодвинул от себя недопитую кружку и встал из-за стола.

– Ничего я не хочу, – сказал он и повернулся к Марине. – Я подожду вас на улице.

«Пусть в следующий раз едет сама», – подумал Игорь. И водительские права, и необходимые навыки вождения у жены были.

Моросил мелкий дождь. Еще оставалась нерассказанной история про мертвого кота, а теща не пожаловалась на высокое давление и словом не обмолвилась про Ленку. Ждать придется минут двадцать – не меньше. Чтобы не мерзнуть на пороге и не сидеть в машине, Игорь пошел в сарай.

Сарай теща превратила в дом-музей. В центре стоял облезлый журнальный столик и проваленное кресло. На столе пепельница и пачка журналов «За рулем». Правая стена – стенд «Домашнее хозяйство»: молотки, отвертки, ножовки и дрели. Левая – «Охота и рыбалка»: удочки и спиннинги, болотные сапоги, побитая молью голова лося и три пустых гвоздя. На одном из них когда-то висела двустволка (в сейф Михалыч прятал ее раз в год, когда приходил инспектор по оружию), на двух других – зубастые капканы на крупного зверя. Ружье теща продала через месяц после смерти мужа, хотя оно могло бы стать главным экспонатом музея. Для того чтобы переоформить оружие на себя, ей пришлось бы получать лицензию. А капканы теща сохранила и убрала в сейф для оружия. «От греха подальше». Под «грехом» она подразумевала его плоды – любознательные и вездесущие.

Все по большому счету было на своих местах. Но при живом тесте пепельница редко бывала чистой и пустой. Журналы никогда не лежали стопкой. А ровно выглаженная накидка кресла тряпкой лежала у Михалыча под задом. Еще изменился запах: вместо табачного дыма и пота теперь пахло хлоркой. В попытке сохранить эхо прожитой жизни Вера Васильевна вытравила даже то, что могло сохраниться само собой.