Кормчие звезды - [8]

Дион Кассий

Силой звездных чар, от века,

В дни трудов и в дни торжеств,

Посещают человека

Семь таинственных божеств

И ведут чредой священной

Тот же стройный, светлый ход,

Как впервые в храм вселенной

Совершился их приход.

И в веселый миг начальный

Круг заводит Солнцебог,

Как впервые мрак печальный

Только он рассеять мог.

И за ним, с улыбкой ясной,—

Сребролукая Луна,

Как впервые в мир прекрасный

Брату вслед пришла она:

Да наставит троглодита

Пользе стрел, труду ловитв…

Ах! и кровь людей пролита,

И пылает пламя битв!

Стал он жить добычей бранной,

Дик и зол, как хищный барс:

И за мирною Дианой

Мчится вслед кровавый Марс.

Но зерно и в снежном гробе

Греет зимний Водолей:

Жизнь смеется мертвой злобе,

Жизнь выводит злак полей.

С ним — торговли труд полезный;

Нет друзей, и нет врагов:

Быстрый, хитрый, всем любезный,

В мир летит гонец богов.

А за Гермием, с державой,

Зевс нисходит с высоты —

Образ вечной, величавой,

Неприступной Красоты.

Но высокого искусства

Людям тяжек чистый клад;

Их изнеженные чувства

Новых требуют услад:

И, полна богатств и лени,

Стала жизнь безумный пир,

И царицу наслаждений —

Афродиту видит мир.

Но опасен непрестанный

Праздник: алчность и разврат,

И сосед с враждою бранной

Опьяненных сторожат…

И умолкли звуки жизни,

И развеян прах из урн:

На безмолвной, долгой тризне

Пировать идет Сатурн.

И сидит старик, и — взоры

В дальний мрак вперяя — ждет:

Скоро ль новый блеск Авроры

Солнцебога приведет.

К ФАНТАЗИИ

О Фантазия! ты скупцу подобна,

Что, лепты скопив, их растит лихвою,

Малый меди вес обращая мудро

   В золота груды.

Так и ты растишь многовстречной Жизни

Опытную дань в мир без мер и граней;

В нем размеренный строй пиерид водитель

   Зиждет согласный.

Сидя над волной родников обильных,

Цепи ты плетешь из твоих сокровищ,

Вязью золотой ты любимцу вяжешь

   Крылья желаний.

Всё, что Жизнь сулит на пути далеком,

В руки ты даешь — и весы бросаешь:

«Ты забудь о той! ты в моих забудься

   Легких объятьях!»

Поступью чужой ты на ложе всходишь;

Но скользит с главы многоцветный пеплос:

Гневен, он бежит… Ах! чем ты нежнее,

   Он неудержней!..

Кроткие, тебе всех милей поэты;

Жарче их любовь, но больней измена:

И меня сковать ты, Сирена, хочешь

   Песнью коварной:

«О, не доверяй оснащенным доскам,

Ни пустынных волн раменам упругим:

К брегу не плыви, чьи тебя вспоили

   Воды живые!

Видит взор отсель той страны святыни:

Днями и людьми древний блеск повержен,

Арки терн глушит, держит плющ колонны

   Цепкою лапой.

Мраморы богов, с искаженным ликом,

С бледностью ланит, а не краской жизни,—

Пленные толпы — в безалтарных сенях

   Гордо стеснились.

Плещет ли тебе голубая влага

Зовом нежных волн? О, не верь блуднице.

Прижимая стан, она гибко новый

   Берег объемлет.

Старому ж клялась сладкозвучной клятвой —

Лишь его любить, и брала.залогом —

В пестрых поясах, на скалах прибрежных —

    Желтые храмы…

Льстивые уста!.. Но запомни слово:

Темен будет смысл их немых гармоний,

Коль не я тебе передам их речи.

   Будем же дружны!»

«О Фантазия! я тебе ль не верен?

Но не мнишь ли ты, будто я не волен?

В край богов пойду без тебя насытить

   Алчные очи!

Кликну Фебов клич по пещерам горным,

Над ключами вод, в кипарисных рощах:

Голос подадут, боязливо прячась,

   Вечные нимфы.

Выглянут, смеясь, из-за веток темных,

Луг мой окружат одичалым роем,

Много скажут тайн, заведут и пляски

   Лунною ночью.

Ты же, крадучись, вся — любовь и ревность,

По моим следам ты скитаться будешь,

Скована навек талисманом звонким —

    Лирой моею!»

ДОВОЛЬНО!

Satis vizi vel vitae vel gloriae. 

С. Julius Cаеsаr[15]

Ты сердцу близко, Солнце вечернее,

Не славой нимба, краше полуденной,

        Но тем, что коней огнегривых

   К ночи стремишь в неудержном беге.

«Помедли»,- молит тучка багряная;

«Помедли»,- долы молят червленые:

        Мир, отягчен лучистым златом,

   Боготворит твой покой победный.

И горы рдеют, как алтари твои;

И рдеет море влажными розами,

        Сретая коней огнегривых:

   Ты ж их стремишь в неудержном беге.

И мещешь в мир твой пламя венцов твоих,

И мещешь в мир твой пурпур одежд твоих:

        Венец венцов тебе довлеет —

    Счастия легкий венец: «Довольно».

THALASSIA [16]

На ветвях зеленых качаются райские 

            птицы; 

Поют они песни про славу морской 

           Царь-девицы. 

Лермонтов

БОГИНИ

Она глядит в просветы пиний,

Она сияет меж олив —

И гонит звонко яхонт синий,

Вспенясь, в ликующий залив.

Ткань ореад — лазурный дым

Окутал кряж лилово-серый;

Она ж играет перед ним

С пенорожденною Киферой.

Богиням храм меж сих дерев

Над синевой неизреченной —

Мне снится — блещет, иссеченный,

Под гимны ионийских дев.

НЕПОГОДНАЯ НОЧЬ

За серооблачными мглами

Блуждает молний тусклый бег.

Как птица белая, крылами

Бьет Непогода в темный брег.

Слепит и кажет день мгновенный,

Как в истощенные бразды

Всей хлынут ширью светлопенной

Широкодольные гряды.

Над молом — гребней перекатних

Стоит прибой седым бугром;

И вторит, в реве вод обратных,

Громам пучины горний гром.

ПОЛНОЛУНИЕ

Лишь черный хрящ в росе алмазной,

Да цепи скал, да зыби блеск…

Ревучий сбег, гремучий плеск,