Коринна, или Италия - [27]

— Да, мы сегодня едем на Капитолий, — отозвался Освальд, и в этих простых словах он выразил все — столько мягкости и ласки было в его голосе!

— С высоты Капитолия — в его нынешнем виде — можно отлично рассмотреть семь римских холмов{43}, — сказала Коринна. — Потом мы их все обойдем: ведь каждый из них хранит исторические воспоминания.

Сперва Коринна и Освальд поехали по дороге, некогда названной «Священной»{44}, или «Триумфальной».

— Тут проезжала ваша колесница? — спросил Освальд.

— Да, — ответила Коринна. — Воображаю, в какое изумление привела моя колесница эту античную дорожную пыль!.. Правда, после гибели Римской республики столько преступлений оставили здесь свои следы, что почтение, какое внушала эта дорога, заметно уменьшилось.

Коринна велела кучеру подъехать к лестнице, ведущей на современный Капитолий. На древний Капитолий ход шел с Форума.

— Как бы мне хотелось, — промолвила Коринна, — чтобы это были те самые ступени, по которым поднимался Сципион, когда, посрамив своих клеветников, окруженный славой, он спешил в храм возблагодарить богов за одержанные им победы{45}. Впрочем, и новая лестница, и новый Капитолий выстроены из обломков древнего Капитолия, а мирный магистрат, нашедший здесь приют{46}, носит высокое имя Дворца римских сенаторов, — имя, перед которым некогда склонялась вся вселенная. Сохранились только имена, но они так приятны для слуха, в них столько древнего величия, что при одном их звуке душа наполняется каким-то отрадным волнением — чувством сладостным, хотя и смешанным с горестью. На днях я спросила у одной бедной женщины, встретившейся мне по дороге, где она живет. «На Тарпейской скале»{47}, — ответила она, и хоть эти слова утратили свой былой смысл, они и сейчас еще тревожат наше воображение.

Освальд и Коринна остановились у лестницы, чтобы рассмотреть двух базальтовых львов, лежащих по ее сторонам. Их привезли из Египта: египетские скульпторы ваяли с большим искусством фигуры животных, нежели людей. Капитолийские львы исполнены столь величавого спокойствия, что кажутся истинным воплощением умиротворенной силы.

A guisa di leon, quando si posa.

Dante[5]{48}

Неподалеку от этих львов стоит разбитая статуя, аллегорически изображающая Рим. Современные римляне не подумали, поместив ее здесь, что это превосходная эмблема нынешнего положения Рима. У этой статуи нет ни ног, ни головы, но уцелевший торс и складки одежды поражают и теперь своей античной красотой. На верху лестницы виднеются два гиганта, изображающие, как предполагают, Кастора и Поллукса{49}, далее — «трофеи Ма́рия»{50} и два мильных столба, служивших для обозначения границ римских владений, и, наконец, среди всех этих разнообразных памятников старины, на площади перед Капитолием, возвышается чудесная, проникнутая миром и покоем конная статуя Марка Аврелия. Таким образом, здесь представлены все эпохи: героические времена — Диоскурами{51}, республика — львами, гражданские войны — Марием, счастливый век императоров{52} — Марком Аврелием.

Справа и слева от нового Капитолия находятся две церкви, построенные на развалинах храмов Юпитера Феретрийского{53} и Юпитера Капитолийского. Перед входом в Капитолий находится водоем, украшенный фигурами двух речных божеств — Нила и Тибра — и Ромуловой волчицы. Имя Тибра в Риме не принято упоминать вскользь, словно речь идет о какой-то безвестной реке; римлянам доставляет большое удовольствие сказать с каким-то особым значением: «Поведите меня на берег Тибра, переправимся через Тибр». Когда произносят эти слова, то чудится, будто воскресла сама история и мертвые восстали из гробов. Если к Капитолию пройти с Форума, по правую руку останутся Мамертинские темницы{54}. Они были выстроены Анком Марцием{55} для обыкновенных преступников. Но Сервий Туллий{56} повелел соорудить там и подземные темницы — гораздо более страшные, — куда бросали государственных преступников, словно они не заслуживали уважения хотя бы уже потому, что в основе их заблуждений часто лежали благородные цели. В этих темницах погибли Югурта и Катилина{57}; по преданию, туда были заточены святые Петр и Павел. За Капитолием высится Тарпейская скала; у подножья ее мы сейчас видим госпиталь, носящий название «Утешение». Так и кажется, что суровый дух античности и кротость христианского вероучения, пройдя сквозь века, соединились здесь в Риме, чтобы, представ нашим взорам, дать нам пищу для размышлений.

Когда Освальд и Коринна поднялись на башню, венчающую Капитолий, она показала ему семь римских холмов. Рим первоначально располагался на вершине Палатинского холма; затем город распространился до стен Сервия Туллия{58}, замкнувших все семь холмов, а позднее — раскинулся до Аврелиановых стен{59}, и теперь еще огораживающих большую часть территории нынешней столицы Италии. Коринна припомнила по этому случаю стихи Тибулла и Проперция, прославляющие первые слабые ростки, давшие начало городу — будущему владыке мира. Если некогда весь Рим умещался на Палатинском холме, то позднее один лишь императорский дворец занял такое пространство, которого хватило бы раньше для всего римского народа. Один поэт Нероновской эпохи сочинил по этому поводу эпиграмму: