Коридоры сознания - [20]

— Разве этого мало? — поймал его на слове Федор.

Старик даже не взглянул на него. Без паузы продолжал:

— Парадокс-то в чем? Использовать, возможно, и удастся! А вот доказать — вряд ли. Потому как связь эта — надчувственная, она за пределами материального мира Ее не потрогаешь пальцами, не попробуешь на зуб. В нее можно только поверить, как в Святой Дух. Но ученый совет не та компания, которая склонна верить.

— Выходит, — не унимался Федор, — мы никого ни в чем не убедим?

— Вот именно.

— Если даже у нас получится?

— В любом случае.

— Зачем же тогда мы из кожи лезем?

— Не о том печетесь, полковник, — усмехнулся старик. — Об экспедиции надо думать. Как вам выкручиваться, когда попадете в переплет. Это прежде всего вам нужна дубль-связь. Чтобы не затеряться в Р-облаке. Вернуться бы. А остальное, — он взмахнул кистью руки, как бы отбрасывая что-то от себя, — остальное — мусор.

Брат терпеливо выслушивал наставления, но думал о своем. И в какой уже раз пугал меня неистовой решимостью:

— Будет вам связь, состоится. Заставим состояться!

...С этой клятвой он и отправился в Космос.

Прощание у нас получилось многоступенчатое. Накануне отлета вечером собрались в гостиной за парадным столом. Сидели вначале вчетвером, потом без Долина, затем ушла Ольга, и мы с братом остались вдвоем. Я пересидел всех. В одиночестве долго еще перебирал в памяти перипетии ужина. Переваривал то, что мы наговорили друг другу. А сказано было немало.

Стараниями Ольги стол смотрелся празднично. Белоснежная скатерть, сервизный фарфор, хрусталь, до хруста накрахмаленные салфетки. Она не поленилась съездить на цветочный рынок, и перед каждым прибором торжественно торчал полураскрывшийся розовый бутон.

Но ощущения праздничности все равно не было. И не потому только, что сидели не на именинах. Пришло время последних откровений. Каждый понимал: выкладывай сейчас, если что не так, не по-твоему, потом будет поздно. Четверо законченных идиотов должны были напоследок удостовериться в своем взлелеянном идиотизме и готовности продолжать свою идиотскую игру.

Начал старик. Мял, мял в кулаке бороду и выдал:

— Что если отказаться? Поиграли и хватит.

Нам не надо было объяснять, от чего отказаться. Уставились на него, как на подвешенного за ноги, ждем: сам перевернется или помочь? Он продолжал висеть вниз головой.

— Что вы на меня так смотрите? Я вполне серьезно.

По старшинству первым отреагировал Федор:

— Какой-то вы сегодня... занятный.

Старик спокойно проглотил комплимент.

— Возможно. Сказать, почему?

— Да уж, пожалуйста.

— Я встал не с той ноги. Такой ответ устроит?

— Вполне. Сразу стало все понятно.

— Вот и хорошо. Так что не удивляйтесь, если я предложу еще что-нибудь занятное. Например, провести ревизию.

— Вы нас пугаете. Ревизию чего?

— Всего, что имеем. — Долин, похоже, не собирался шутит. — А имеем мы вот что...

Он пересчитал нас придирчивым взглядом, словно хотел убедиться, что нас трое, а не больше и не меньше, и что мы — это мы, без всякой подмены. Проверив нашу наличность, он громко покхехал, прочищая горло. Довел его до нужной кондиции и потом уже продолжил.

То, что он называл ревизией, сводилось к откровенному брюзжанию. Все плохо, все не так. Старик будто задался целью настроить нас на неизбежный провал. Катил бочки на всех и все. Мол, и времени было мало, и слишком долго притирались друг к другу. Зацепил Федора — тот никак не открывался Ольге, уходил в себя, да и сейчас еще зажат. Она тоже хороша — металась, разбрасывалась, не могла взнуздать свое «Я». А уж обо мне говорить нечего — комплексующий параноик, непробиваемый эгоист, кроме собственной персоны знать ничего не хочет. Не обошел Долин и себя: понимал ведь, старый осел, понимал, что с такой командой каши не сваришь, и тем не менее...

— Тем не менее — сварили, — вставила Ольга. — Чего-то мы все-таки добились.

— Именно: чего-то! — оборвал ее папаша. — С такой наработкой только по подвалам сидеть.

Ольга дернула плечом — обиделась. Историю с подвалом она считала своим личным успехом, а тут полное пренебрежение.

Меня тоже заело. С чего бы, думаю, старик так занервничал? Перенапрягся? Или, может, почуял неладное и решил дать отбой? А интуиция у него — зверь!

Я спросил:

— Вас что-то смущает? Так вы скажите.

— Смущает? — он как бы удивился: что, мол, за чушь, разве может его что-то смущать? Потом неожиданно согласился. — Совершенно верно, — и повернулся к Федору. — Полковник Севцов, объясните вашему брату, в чем собственно дело. А то он все еще не понимает.

— Но я тоже... — стушевался брат.

И вот тогда Долин взорвался. Отбросив салфетку, он вскочил из-за стола.

— Только без этого! Не надо! Не дурачьте ни себя, ни других! Ваша жертва никому не нужна. Да вот, не нужна. Запрещаю!

Выставив вперед бороду, он стремительно понес ее к дверям и уже оттуда, обернувшись, вновь пригрозил косматым знаменем.

— Запрещаю!

Борода, конечно, сильный аргумент. Она произвела впечатление. После ухода Долина у меня в глазах долго еще моталось и косматилось. Однако информативные возможности даже у самой выразительной растительности на лице, увы, весьма ограниченные. Борода не могла сказать, о какой жертве сгоряча сболтнул Долин, и что за табу объявил он Федору.