Коридор без света - [9]

– Все нормально, специалисты работают, посторонних людей нет. Проблема только возникла, господин.

– Что за проблема?

– Отказал один из кондиционеров, в лаборатории душно, поляки жаловались.

– Передай Джавару, чтобы прислал новый кондиционер. И свяжись с ним немедленно, пока он не уехал.

– Понял.

Хатини открыл дверь в помещение, посреди которого стоял стол, заваленный всевозможными контейнерами, колбами, пузырьками, горелками. В лаборатории действительно было душно, температура поднялась чуть ли не до тридцати градусов.

Профессор Карл Глиняк сидел в углу – курил, его ассистент, Мацей Росицкий, взвешивал на аптекарских весах серый порошок.

– Добрый день, господин Хатини, – поприветствовал вошедших профессор. – Только доброго в нем не так уж и много.

– Вижу ваши проблемы, в помещении жарко. К сожалению, вышел из строя кондиционер, но не беспокойтесь, я уже отдал команду поставить вам новый.

– Благодарю.

– Как продвигается работа? Когда будет закончена партия эфербона?

Ассистент перешел к стеллажу, вытащил из ящика пакетик, поднял его:

– Она уже готова, здесь ровно сорок таблеток усиленного препарата.

– Надеюсь, на этот раз вы ничего не перепутали? – улыбнулся Хатини.

Профессор, которому было уже за шестьдесят, вздохнул:

– Еще раз приношу свои извинения, не представляю, как такое могло случиться, я же сам все расфасовывал, положил отдельно, и на тебе, попутал.

– Ну ничего, бывает. Главное, больше не ошибаться.

– Нет, подобного не повторится.

– Хорошо. Значит, партия боевого препарата готова.

Специалисты переглянулись, и профессор удивленно проговорил:

– Как вы сказали, боевого?

– Я так назвал усиленный эфербон.

– А ведь вы правы, это действительно боевой препарат. Его уже испытывали на людях?

– Начали испытания.

– Но результаты есть?

– Кое-что есть, и я могу вас поздравить, вы сделали то, что еще не удавалось никому. Но говорить о том, каковы будут окончательные результаты, рано, сейчас можно лишь констатировать, ваш труд не пропал даром.

– Это радует.

– Извините, господин Хатини, а надбавка к вознаграждению в данном случае не предусмотрена? – спросил ассистент, поводя хитрыми, жадными глазами.

– Надбавка – нет! Контракт есть контракт, его условия прописаны четко, оговорена сумма, которая и будет выплачена. Но поощрение вы заслужили.

– И в чем заключается это поощрение?

– Думаю, оно придется вам по вкусу. Я решил дать вам женщин.

– Мне это не надо. Лучше хорошего коньяка, – усмехнулся Глиняк.

– Будет коньяк, – кивнул Хатини и повернулся к ассистенту: – Вам тоже не нужна женщина, Мацей?

– Ну что вы, но… смотря какая.

– Хорошая женщина, ласковая, покорная, молоденькая, ей семнадцать лет, но она уже опытна в разнообразном сексе.

– Семнадцать лет? Европейка?

– Нет, местная.

– О, это же прекрасно, боялся вам говорить, чтобы не обидеть, но я очень хотел бы поиметь местных женщин.

– Ну так получите ее сегодня же вечером. И она может жить у вас в отсеке, причем столько, сколько нужно. А вы можете с ней делать все, что хотите. Если нравится, то и плеткой хлестать, и даже задушить, если она сделает что-то не так.

– Задушить? Вы имеете в виду убить?

– Да, после вас ей все равно не жить. Так что ее судьба полностью в ваших руках. Может быть, и профессора соблазните?

– Нет, благодарю, я лучше коньяку вечером в прохладной комнате, – поднял вверх ладони Глиняк.

– Я слышал, что у европейцев употребление спиртного в одиночку является признаком алкоголизма.

– Я не алкоголик, но и компаний не люблю. Шума не люблю.

– А это не отразится на вашей работе?

– Нет, я знаю меру.

– Прекрасно, будем считать, договорились. Вам – коньяк, столько, сколько нужно; вам, Мацей, – девушка.

– Как ее зовут? – облизав губы, спросил ассистент.

– Адиля. Она вам понравится.

– И сможет жить со мной, сколько я захочу?

– Да, вы будете ее владельцем, а она вашей вещью. Надоест или не устроит, скажете, заменю, но уверен, этого не произойдет.

– Отлично, значит, уже сегодня вечером Адиля будет у меня?

– Вы увидите ее, вернувшись в свой отсек.

– Превосходный подарок, спасибо!

Хатини достал пачку американских сигарет, прикурил одну и открыл дверь:

– Да, жарковато, но скоро все изменится. Я оставлю вас, а вы продолжайте работу. Режим таков: партия в сто таблеток боевого эфербона, такая же партия – обычного. Это дневная норма. Увеличите ее – получите еще поощрение. Да, насчет денег за август. Они уже переведены на ваши счета. Хотите проверить, я предоставлю такую возможность.

– Мне бы телефон спутниковый, господин Хатини, всего на несколько минут, справиться, как там, в Польше, поживает моя сестра, – попросил профессор.

– Это исключено. Не обижайтесь. Но я привык исполнять условия контракта.

– Понятно. Жаль!

– Мне тоже. До установления нового кондиционера можете отдохнуть, но выходить из лаборатории нельзя. Удачи, за партией придет мой человек.

Хатини вышел из здания. На улице в тени казалось прохладнее, чем в лаборатории, хотя термометр показывал около сорока градусов. Отойдя от здания, он выбросил окурок, усмехнулся. Со стороны, наверное, это показалось бы странным, но его никто не видел. «Поговорить с сестрой надумал, старый пень. Посмотреть бы на твою сестру, когда в трубке городского или сотового телефона она услышит голос покойника. Для родственников Глиняка и Росицкого оба погибли от лихорадки, полученной в африканских джунглях, когда «завербовались на работу», – с насмешкой подумал Хатини, а вслух проговорил: