Коричневый дракон - [2]

И все-таки голос Феликса помогал мне верить и надеяться на перемены. «Безнадежность — удел неверящих», — сказал Кор, и я запомнила его слова навсегда. Пока есть надежда, есть шанс.

«Вы только посмотрите на эту даму, — возмущался Меч, слушая мои размышления, — радоваться надо, что вместе остались, а она нюни распускает».

Действительно, обычно Феликс покидал тело Хранителя, когда тот по тем или иным причинам расставался с Коричневым Миром. В нашем же случае все пошло иначе. Меч не покинул свои ножны, но и доставать его я не могла. А так хочется провести ладонью по его мерцающей стали, ощутить тяжесть в руке…

Коричневый Мир изменил меня, мои привычки и характер. Я стала более сдержанной и замкнутой. И в сложившейся ситуации больше всех повезло бабе Нюше. В первое время она никак не могла привыкнуть к тому, что я не реагирую на ее нападки и обращаюсь к ней не иначе как Анна Ивановна. Старушка пыталась провоцировать на скандалы всеми возможными способами: то насыплет мне в суп полпачки соли, то испачкает кетчупом кухонное полотенце. Фантазия у нее была богатая. Вот бы взять ее с собой в Коричневый Мир… Я думаю, что Анне Ивановне там понравится. Особенно в Тармане. Наверное, так и сделаю, когда найду способ вернуться туда.

Вообще-то она оказалась милой старушкой. Как-то зимним вечером я сидела на кухне без света. Анна Ивановна стояла в дверях и пыталась провоцировать на скандал. Мне было настолько плохо, что все ее колкости и ругательства пролетали мимо. Глядя в окно на заснеженный город, я потихонечку пела песенку дракончиков. Слезы готовы были сорваться с ресниц, но Коричневая Леди ведь не плачет… Я даже не заметила, как старушка замолчала и присела рядом.

— Прости меня, ладно? — шмыгая носом, произнесла она.

— За что? — не поворачивая головы спросила я.

— За все.

Мы сидели рядом — две одиноких, битых судьбой женщины. Я — брошенная матерью, она — брошенная на произвол судьбы детьми.

— Понимаешь, Ниночка, — Анна Ивановна впервые назвала меня по имени, — в нашей жизни как ведь все устроено: если не ударишь первой, то ударят тебя. Всю жизнь я только с этим и сталкивалась. Как говорится — бей своих, чтобы чужие боялись. Или ты подомнешь под себя, или тебя сломают.

— Анна Ивановна, а как же принцип: как ты относишься к людям, так будут относиться и к тебе?

Старушка то ли кашлянула, то ли вздохнула.

— Нет такого принципа, девочка, нет. Мир жесток и беспощаден к слабым. Выживает только тот, у кого есть зубы и когти.

Соседка говорила с такой уверенностью в правоте своих слов, что я невольно поежилась. Наверное, очень сложно жить всю жизнь с таким мировоззрением: бей, не останавливайся, иначе прибьют тебя. Я вспомнила своих друзей. Нет, Анна Ивановна, вы не правы. Отец Лазурий никогда и никому не причинял зла, и его любят, уважают. Или Кастин с Кирой? Они даже слышать не хотят о жестокости. Наглотавшись вдоволь боли и горечи, брат и сестра скорее умрут, чем обидят невинных.

«У каждого собственная правда, — отозвался Меч. — Что ты хочешь от женщины, которой всю жизнь только и приходилось, что отстаивать свое право на быть».

В памяти невольно всплыли сюжеты, увиденные в Гастальской империи. Вот кому не позавидуешь — так это тамошним женщинам. Я хотела изменить ситуацию в стране, но не успела. Ничего, мы еще вернемся, и все будет по-другому. Кстати, отличная идея — взять с собой Анну Ивановну. А что? Вот где пригодится железный характер соседки. Старушка научит тамошних женщин бороться за свои права.

«Ты уверена, что она пойдет с тобой? — спросил Феликс. — Ей лет-то сколько».

«Потому и пойдет, — без тени сомнения ответила я. — Тут все только и ждут, когда она отдаст Богу душу, а там я смогу вернуть ей молодость и здоровье. У Анны Ивановны появится цель в жизни».

«Почему ты так думаешь?» — не унимался Меч.

«Потому. Когда у человека пропадает цель, то жизнь быстро заканчивается».

— О чем задумалась, Нин? — Анна Ивановна прервала наш диалог с Феликсом.

— О жизни. Я ведь как представляю связь между людьми: мы все соединены невидимыми нитями, и пока отношения ровные, то и нити не натянуты. Все тихо и мирно. Но стоит лишь одному натянуть эту нить в отношении другого, то начинается конфликт. И он не закончится до тех пор, пока оба человека не ослабят натяжение.

— Эк как ты мудрено говоришь, — причмокнула старушка, — только все значительно проще: каждый пытается урвать для себя и плюет на других.

— Анна Ивановна, а зачем вы изводили меня все эти годы? — я резко сменила тему.

— Боялась, — честно призналась соседка.

— Меня?

— Тебя.

— Я такая страшная?

— Ты из детдома.

— И что?

Откровенно говоря, я не до конца уловила ход мысли соседки.

— Если мои родные дети поступили со мной подло, то чего ожидать от брошенного ребенка? — всхлипнула старушка.

Вот оно что… Она попросту боялась, что я завершу начатое ее детьми — сживу со свету.

— Я не хочу умирать, Ниночка, — старческий голос дрожал.

— Не стоит думать об этом, Анна Ивановна, у вас впереди долгая и насыщенная жизнь, — наивно, по-детски выпалила я.

Не думаю, что соседка поверила сказанному, но морщинистая ладонь легла на мою руку.