Коричневые башмаки с набережной Вольтера - [92]

Жозеф вздрогнул и пробормотал:

– Источник находится в доме Йонафаса?

Амадей не ответил.

– Я потерял хладнокровие, принялся настаивать, чтобы Сен-Жермен отдал мне записки этой Фишон. Он пояснил, что лишь непосвященному дано отыскать источник, и признался, что манускрипта у него уже нет. Перед самой Революцией граф, погрязший в долгах, вынужден был продать свою библиотеку герцогу Кастьельскому и слишком поздно обнаружил, что записки Марго Фишон попали в один из ящиков со старыми книгами. Он поручил мне найти манускрипт. Десятилетиями я охотился за этим сокровищем. И вот два года назад добился встречи с нотариусом наследников герцога Кастьельского. От него я узнал, что этот аристократ, вынужденно распродавший по дешевке в тысяча семьсот девяносто шестом году часть своих книг, которые разошлись по прилавкам букинистов левого берега и сгинули, сумел выкупить в тысяча восемьсот пятьдесят третьем собрание манускриптов у зятя некоего Луи Пелетье, библиофила, умершего двумя годами раньше. В тысяча восемьсот шестьдесят шестом отдал Богу душу и сам герцог Кастьельский в возрасте почти ста лет. Свое имущество он завещал троим сыновьям. Последовали бесконечные споры и тяжбы, и в конце концов младший сын выставил на аукционе Друо лот из нескольких манускриптов по истории Парижа. Когда я прочитал их список в каталоге, у меня чуть не выпрыгнуло сердце: в заглавии одной из книг фигурировало имя Марго Фишон. Оценщик назвал мне человека, который приобрел этот лот: Состен Ларше, надомный книготорговец.

– И вы хладнокровно его убили, – заключил Виктор.

– О нет, – покачал головой Амадей. – Я подсел к нему за столик в кафе на Монмартре, где он был завсегдатаем. Оказалось, что Состен Ларше, как и граф де Сен-Жермен, заядлый шахматист. Все лето мы сражались на шахматной доске, я несколько раз ему поддался, и вот однажды он пригласил меня к себе на улицу Гранж-Бательер. Когда Ларше ненадолго отлучился из комнаты, я вырвал лист из томика в марморированном переплете – в нем были записки Марго Фишон и дневник Луи Пелетье.

– И зачем вам понадобился этот лист? – спросил Виктор.

– Луи Пелетье процитировал стихотворение «Средина Мира». Я приложил немало усилий, чтобы расшифровать его смысл, – и вот оно привело меня сюда.

– А как же череда убийств ради конфитюров?! – воскликнул Жозеф.

Амадей, вздохнув, переложил трубку из одной руки в другую.

– Я, знаете ли, люблю женщин рубенсовских форм… Летом тысяча восемьсот девяносто седьмого мое ремесло профессионального игрока свело меня с дамой, похожей на одну из моих прежних любовниц. Эрудитка и либертинка в одном лице – Аделина Питель. Она использовала мою же собственную уловку: поддалась мне в партии. И я сам не заметил, как мы очутились в постели. Все было замечательно, но недавно… Видите ли, в тысяча восемьсот двенадцатом году мне пришла в голову неуместная мысль издать свои мемуары под названием «Путешествие Эмэ Тоара, венского дворянина, или Наставление Феопомпа Хиоского к вечной жизни». Я поведал в них о бедствиях, постигших меня после встречи с Сен-Жерменом, и вскользь упомянул о том, что из века в век исторические документы и манускрипты, написанные на старинном пергамене и велени, уничтожаются домохозяйками, которые вырезают из них крышки для горшочков с конфитюрами. На фронтисписе «Путешествия» был мой портрет. Так вот, Аделина меня узнала. Она прочла эту книгу и нисколько не сомневалась, что я напал на след манускрипта, в котором указано местоположение источника вечной молодости. Чтобы завладеть этим манускриптом, она не раздумывая совершила пять убийств, будучи уверена, что найдет веленевые листы записок Марго Фишон на горшочках с конфитюрами.

– И вы конечно же понятия не имели, что встречаетесь с убийцей?

– Да. Пока она не попыталась зарезать меня самого.

– И каковы ваши планы теперь, когда вы исповедовались?

– Я уже засыпал источник. Никто до него не доберется, если вы отдадите мне манускрипт.

– Держи карман шире! – фыркнул Жозеф. – Не слушайте его больше, Виктор. Этот тип чокнутый. Манускрипт стоит целого состояния, и он это прекрасно знает!

Циничный выпад не произвел впечатления на Амадея. Он невозмутимо продолжил:

– Записки Марго Фишон не должны попасть в руки простых смертных. Не вынуждайте меня прибегнуть к более убедительным аргументам.

Виктор вскочил, готовый оказать сопротивление, – и замер под дулом направленного на него пистолета.

– Я начинаю сомневаться в виновности мадемуазель Питель. Вы так ловко и вовремя пристрелили ее, месье Амадей, как будто свидетеля убрали.

– Думайте что хотите. Я вам не солгал. Отдайте манускрипт, живо!

Виктор несколько раз глубоко вдохнул. Рядом он слышал тяжелое сопение Жозефа.

– Ладно. Книга у меня в кармане.

– Вот и прекрасно. Вы, блондинчик, возьмите мою трубку и подожгите кучу хвороста – вон там, у ступенек.

– Зачем?

– Устроим миниатюрное аутодафе. Месье Легри, предупреждаю: малейшее подозрительное движение с вашей стороны – и я не колеблясь выстрелю в вашего коллегу. Отдайте мне манускрипт.

Виктор, приняв угрозу всерьез, протянул томик в марморированном переплете. Не упуская из виду обоих сыщиков-любителей, Амадей быстро пролистал манускрипт и вернул его Виктору: