Коричневое - [14]

Митрич развернулся ко мне всем корпусом, придерживая руль третьей рукой, которая незамедлительно выросла у него из поясницы. Вообще-то Митрич теперь гораздо больше напоминал гигантского желтого кузнечика, чем двадцать минут назад.

— Ты бы следил за дорогой, мурлинап, — посоветовал я ему. — Гарманбазия все-таки.

— Ничего, — отмахнулся он, — у меня на затылке есть запасные глаза. Видишь? — Он мотнул головой, и перед моим лицом качнулись на стебельках два выпученных глаза, росшие с тыльной стороны его хитинового черепа. — Но оставим это. Я должен крайне серьезно с тобой поговорить. Не нужно тебе было видеть этого, ну да что ж теперь.

Зазвучала зловещая саксофонная мелодия Фантомаса из одноименного фильма, которая плавно переросла в главную музыкальную тему из мультика «Пинк пантер».

— Оставь мне левую ногу, — попросил Митрича рептилия Янкель. — И почки. Остальную требуху можешь забрать себе.

— Не говори им, что я агент, — сквозь зубы прошипел Бенедиктус. — Я гоняю их по Системе уже несколько лет. Вот этого зовут Глот, вот этого, желтого — Весельчак У. Крайне опасные космические пираты с параноидальными наклонностями. Барроуз описал их банду в трилогии «Мягкая машина», «Билет, который взорвался» и «Нова-Экспресс». Пожалуйста, не выдавай меня!

— Трампитрицерапевт, — сказал я.

— Черт! — сказал Митрич, оказавшийся на самом деле Весельчаком У. Он явно перепугался. — Не бросайся словами Силы всуе! Подожди, сейчас я откушу тебе голову, и мы поговорим как мужчина с мужчиной.

— Отдай мою гарманбазию, Боб, — сказал я. Я вовсе не собирался сдаваться без борьбы.

— Где скальпель? — суетился Янкель. — Весельчак, оставь мне левое предплечье и селезенку. Хочу сделать себе игрушечный паровозик.

Митрич протянул в мою сторону руку, которая начала телескопически выдвигаться вперед. Возле самого моего лица она клацнула пальцами, очень напомнив мне двойные челюсти Чужого.

— Беспощадное убийство посредством точечного пирсинга носовой перегородки, — прокомментировал Митрич. — Выполняется в три приема. Этап первый…

— Фасфалакат! — произнес я, с любопытством разглядывая вращающиеся у меня перед глазами ногти Весельчака Митрича.

— А! — внезапно каркнул он. — Подонок! — Его телескопическая рука бессильно опала, словно проколотая надувная игрушка. — Сколько можно просить не трепать сильные слова впустую!

— Фасфалакат, — на всякий случай повторил я, отметив, что это слово ему определенно не нравится.

Лопался ли когда-либо у вас в руках воздушный шарик? Вот так же — легко, неожиданно и мерзко — лопнул Митрич, обдав нас зловонным содержимым своего нутра. Микроавтобус тут же потерял управление и пошел юзом. Я успел ощутить, как мой желудок подкатывает к горлу, прежде чем машина в конце параболы смачно впечаталась во что-то твердое. Все произошло настолько быстро, что я даже не успел, испугаться. Раздался мощный удар, посыпалось битое стекло. Нас швырнуло друг на друга, я врубился во что-то лбом и на некоторое время потерял всякую ориентацию.

— Наружу! — взвыла у меня над ухом Саша. — Быстро наружу! Сейчас тут все взорвется к чертовой матери!

Учитывая то, что в грузовом отделении у нас лежал некоторый боезапас на случай непредвиденного нападения конкурентов, это было не лишено разумности. Дверь микроавтобуса переклинило в направляющих, поэтому Янкель с Саша как обладатели наиболее тяжелых в нашей компании ботинок просто вынесли ногами боковые стекла, и мы разом вывалились на грязный асфальт.

Все-таки интересно, как представители разных наций реагируют на резкие раздражители. К примеру, евреи подтягивают колени к подбородку, а локти растопыривают, чтобы защитить почки от пинков. Французы начинают биться в истерике и сучат тонкими ножками. Англичане сидят в полной прострации перед своим разлитым по столу чаем и не знают, что предпринять дальше и куда вообще деть руки. Латиносы вытаскивают наваху и плавно описывают ею восьмерки перед лицом атакующего объекта. Поляки начинают обвинять в происшедшем окружающих и делают это до тех пор, пока их чем-нибудь не заткнешь. Новозеландцы прищуриваются, закладывают руки за спину и отставляют в сторону левую ногу, словно демонстрируя своим видом: «Ну, попробуй возьми!». Японцы глупо хихикают и кланяются, всеми силами пытаясь перевести произошедшее в шутку. И только мы, русския, молча терпим некоторое количество времени, а потом встаем во весь рост и спасаем всех одним хорошим ударом кулака.

Именно так, в соответствии с устоявшимися национальными ролевыми схемами, мы и вели себя в тот момент. Саша выволокла ничего не соображающего, окровавленного Плеханду за шиворот и пинками погнала его за угол здания, где можно было укрыться. Янкель пихал впереди себя отчаянно ковыляющую мисс Хоган с разбитой коленкой. Семецкий попытался рисовать пальцами на борту вписавшегося в фонарный столб микроавтобуса, но Бенедиктус, не отрываясь от палма, при помощи подзатыльника направил его в укрытие. Я замыкал отступление, зажимая ладонью горлышко спасенной полбутылки коричневого — все остальные в суматохе побросали свои контейнеры в машине.

Прямо над нами улицу пересекала старая линия электропередачи. Невидимые в темноте высоковольтные провода жужжали и потрескивали, словно неисправная электролампа в кошмарах Дэвида Линча. Мы форсированным маршем миновали несколько кварталов, когда позади наконец глухо бабахнуло — исковерканная искрящая проводка и выходившие из пробитого бака бензиновые пары наконец нашли друг друга. Я с самого начала предложил разделиться и линять поодиночке, чтобы нас тяжелее было накрыть всех разом, а накрыв, тяжелее связать с взрывом в портовых кварталах. Саша в ответ предложила мне отсосать. Я вякнул что-то насчет фликов. Янкель выразился в том смысле, что флики сосут за копейки вприсядку в гамаке на горных лыжах в лесополосе в летний период. Дальше мы рвали когти молча. В общем-то, я могу их понять: народ был категорически напуган происшедшим и жаждал объяснений.