Корень жизни: Таежные были - [87]

Вроде бы странно: здесь, на этих мокрых, топких и холодных марях, живет лось, а южнее, где суше, теплее да и кормов больше, нет его теперь и раньше не было. Оказывается, основная причина кроется в холодолюбивости лося. На юге Приморья, например, пищи для этого животного полным-полно, но тамошнее лето, жаркое и влажное, не для лося: у него плохая терморегуляция тела, он не переносит зноя. Даже на Селемджинских марях, где редко бывает жарко, вода почти всегда ледяная, а вечная мерзлота залегает совсем неглубоко, — даже здесь днем лоси отлеживаются в тени или погружаются в воду.

Это не только потому, что зверям и в прохладе жарко: не меньше зноя боятся они слепней, оводов, комаров, мошек и другого гнуса, которого летом на марях превеликое множество. Особенно досаждают лосям носоглоточный и подкожный оводы. Первый из них с фанатической настойчивостью гудит перед мордой до тех пор, пока не забрызнет массу паразитических личинок в ноздри несчастного животного или сам не погибнет. Очень подвижные личинки по слизистой оболочке шустро передвигаются в носоглотку, а иногда и в слуховые проходы, где присасываются к живой ткани. Они будут мучить бедных животных (а лоси почти поголовно ими поражены) до следующего лета. Закончив развитие, личинки в июне или июле покидают тела своих жертв, а спустя месяц новые полчища оводов с ожесточением набрасываются на лосей. Подкожный же овод откладывает свою нечисть на спине, боках, ногах сохатых.

Вы, вероятно, видели, как в августовскую жару бьют себя ногами, стегают хвостами, мотают головами лошади, коровы. Это они защищаются от слепней и оводов. Вам наверняка приходилось убивать на своем теле слепня — крылатую мерзость с золотистым брюшком в поперечных кольцевых полосах, и вы знаете, как больно она жалит. А когда на животное, у которого нет рук, садится и впивается орава таких мучителей, оно от страданий просто безумеет. Я однажды увидел, как по мари к озеру мчался здоровенный лось, его сопровождал гудящий клубок оводов. Лось с налету прыгнул в воду и погрузился в нее. Вынырнув, он сразу же увидел меня, но, набрав воздуху, снова ушел под воду. Лишь когда оводы улетели, потеряв свою жертву, я увидел в глазах лося не страх или любопытство, а муку, отчаяние и боль. Он вышел из воды минут через десять и перешел в другое озеро, рядом. В такие моменты всегда глубоко сожалеешь, что человек еще не заслужил доверия зверя…

Отсиживаясь днем в воде или отлеживаясь в гуще кустов, сохатый выходит на кормежку вечером. Он страсть как любит сочные прибрежные и водные растения и ходит по воде часами, наслаждаясь обильной пищей и прохладой. В это время зверь часто забывает о бдительности и становится жертвой своего давнего врага — бурого медведя. Подкравшись, косолапый обрушивается на сохатого, трагическая развязка наступает быстро.

А холода лось не боится. Шуба спасает его от самых лютых морозов, от ветров же он прячется в густых лесах, уходит на затишные склоны. Зимой питается скудно — ветками березок, осин, тополя, молодых лиственниц, разных кустарников. Меня всегда удивляла способность лосиного желудка перерабатывать грубую древесину. И из этой, казалось бы, совершенно неудобоваримой массы зверь черпает жизненные силы, превращает ее в мышцы, жир и другие живые ткани.

Много врагов у лося, но главный из них — человек. А вся беда в том, что в этом мирном звере около двухсот килограммов прекрасного мяса. С давних времен охотник настойчиво преследует сохатого: удачное попадание стрелы или пули надолго обеспечивало его семью пищей. И теперь добыча лося приносит хороший доход.

Лет двадцать назад недальновидные хозяйственники построили на Селемдже лисью звероферму и начали кормить чернобурок лосятиной. Сначала все шло прекрасно, на почти дармовом корме ферма пошла в гору, стала участницей ВДНХ. Но вскоре ее закрыли: быстро перевелись лоси, очень редко кому удавалось увидеть это животное, да и то где-либо за тридевять земель. Оплакивали крах горе-эксперимента, но никто не подумал, что еще одно преступление совершил человек против братьев своих меньших. Совершил безнаказанно…

Борис историю селемджинского лося знает отлично.

— Добывают не в меру много. Зимой верхом на лошади к лосю подойти не составляет труда. Некоторые охотники за сезон раньше отстреливали по тридцать — сорок лосей, сейчас, конечно, не те времена, и промысел не так богат…

Следующую ночь мы провели на метеостанции. Несколько домов, шесть человек, а кругом бездорожье и безлюдье.

— Скучно здесь жить? — спрашиваю начальника метеостанции Владимира Соханенко.

— Да нет, привыкли, — отвечает он. — Работаем, рыбачим, охотимся, чего еще надо? Мне кажется, в городе скучнее. Впрочем, каждому свое.

Отплыли чуть свет. Это потому, что я просил Бориса к вечеру быть на горячих ключах, а ему очень уж хотелось заехать на Синекан.

На месте были уже в девятом часу. Это типичный горный ключ с мелкими перекатами, но плесы на нем глубокие, есть и омуты. Раз двадцать на мелких местах глушили мотор и толкались шестами. За два часа кое-как поднялись вверх километров на пятнадцать. Назад сплавлялись по течению. Каждые полчаса на нас обрушивались ливневые дожди. Я кутался в плащ, а Борис, не обращая внимания на потоки воды, гром и молнии, хлестал ключ спиннингом. Ленков было много, довольно крупные, а один даже потянул на четыре килограмма. Я несколько раз говорил Борису: «Хватит», но у него находилась веская причина «побросать еще немного, поймать тайменя». Таймень не попадался, но зато один за другим грохотали по алюминиевому днищу лодки ленки, потом пошли щуки. Пришлось снова отбирать спиннинг.