Коралловый город - [14]

— Что ты видел? — крикнуло сразу несколько голосов.

— Пока говорить не буду, вы мне тоже не поверите, — промямлил Лысюра.

— Да что его слушать! — крикнул кто-то. — Он же друг Синицына, защищает.

Лысюра обиделся, покраснел.

— Я? Защищаю? — он ударил себя кулаком в грудь, но тут же почесал в этом месте. — Мои слова могут подтвердить еще кое-кто. Со мной были двое и…

— …ели волшебное мороженое? — пискнул девчоночий голосок.

Лысюра медленно повернулся и уставился пронизывающим взглядом на Живцова.

— Ты?!

— Я ничего… я никому… — забормотал тот растерянно.

Лысюра величественно махнул рукой.

— Знаю. Ты крематорий. Это она разболтала, Поспелова.

— И не я! — подскочила Даша. — Это, наверное, Иринка, я ей по секрету только…

Но тут вмешался Черепанов.

— О чем затеяли разговор? Мы сейчас разбираем недостойное поведение Синицына. У кого какие предложения? Записываю.

— Постой, — не сдавался Генка. — Я же еще не кончил. Чего ты не даешь мне сказать?

— Говори, только про Синицына, а не про какие-то дела давно минувших дней.

— Я про Синицына и говорю, — огрызнулся Лысюра. — Не перебивай. Значит, так. Я Синицыну верю.

Класс заклокотал.

— Объясни! — потребовал Черепанов. — Может, ты его как друга защищаешь.

— Никакой он мне не друг! — вскипел Лысюра, но тут же спохватился. — То есть, конечно, друг, но я его не защищаю. А верю ему и требую, чтобы он искупил свою вину перед коллективом.

— Как же так? — вмешался Живцов. — Если ты ему веришь, значит, он не виноват. Тогда какую вину он должен искупать?

— Да, он не виноват, — замямлил Генка. — Но не так, как вы думаете. Поэтому я верю. А чтобы и вы поверили, что он не виноват, пусть он искупит свою вину тем, что за ночь укутает все деревья на нашем участке, — и добавил зачем-то: — У него есть для этого все резервы и возможности.

— Как?! — у Синицына даже пересохло в горле. — Все деревья?

— Сто штук! — ахнул кто-то.

— Да, сто штук, — твердо продолжал Генка. — И тогда вы поверите, что вчера он, допустим, не мог ответить ни на один вопрос турнира, а сегодня любого кавээновца заткнет за пояс.

— Как я укутаю сто деревьев? — заорал Синицын. — Ты хоть что-нибудь соображаешь, Лысюра?

— Действительно, — поддакнул Живцов. — Я тоже был тогда у Синицына и ел… гм… но при чем тут деревья? Не понимаю я что-то старосту. Тут целому классу работы на полдня, а он должен сделать один за ночь? И почему обязательно за ночь?

— А он знает почему, — подмигнул Лысюра. — И знает как…

Синицын во все глаза смотрел на старосту класса и заметил многозначительную ухмылочку, блуждавшую по его лицу.

— А так, — Генка подался вперед, глядя на Синицына, будто гипнотизировал его, — точно так, как он вдруг начал учиться на круглые пятерки, как за одну ночь изучил всю «Детскую энциклопедию»…

«Вот оно! — зазвенело в голове Макара. — Лысюра знает про мышонка Тик-Така… Но откуда? Я-то никому не говорил, даже маме».

— Неясно мне, зачем староста мелет тут разную ерунду, — недовольно брюзжал в это время Зина Живцов. — Наказать, конечно, мы должны Синицына за его недостойный поступок. Но требовать, чтобы он выполнил работу целого класса, да еще за одну ночь…

— Ха-ха! — крикнул кто-то.

— Надорвется!

Черепанов поднял руку.

— Есть у кого-то конкретные предложения?

— Общественное порицание! — раздался вдруг голос Зойки. Все повернулись к ней, и Зойка, смутившись до слез, опустила голову и принялась теребить передник.

— Еще будут предложения? Нет! Ставлю на голосование. Кто за?.. Единогласно!

Вскочил Живцов.

— Предлагаю также не допускать больше Синицына к турнирным соревнованиям.

— Не надо, я… — дернулся Макар.

— Справедливо, — пробасил молчавший до сих пор Пономаренко, и руки взметнулись вверх.

Печально плелся Макар с собрания домой. Эх, и не везет ему! Вот уж неудачник так неудачник — даже волшебство не идет ему впрок.

Сзади послышались чьи-то шаги и тяжелое дыхание.

— Синицын, погоди! — Макар узнал голос Лысюры и нехотя остановился.

— Ну чего? — спросил он хмуро.

Лысюра задышал ему в ухо:

— Ну так… что ты надумал? Обработаешь весь наш участок?

— Что ты снова мелешь? Да я пять деревьев еле-еле…

Лысюра пихнул его в плечо.

— Я ведь тебя на собрании защищал! А ты…

Он оглянулся по сторонам.

— Да ты не бойся. Никто не узнает.

— Про что? — тоже почему-то перешел на шепот Макар.

— Что ты на самом деле не Синицын, а… — Генка набрал в грудь побольше воздуха, — а волшебник по фамилии Кара-Чунг!

— Что еще за Кара-Чунг? — опешил Макар.

— Ну как же, как же, — засуетился Лысюра. — Ты ведь сам говорил, помнишь, когда мороженое ели?

Оба смотрели друг на друга выпученными глазами. Сгущались сумерки. Тополя протянули над ними голые ветви. В щелях забора взвизгнул ветер.

— И все сразу тебе поверят, — забубнил ему в воротник Лысюра. Еще и прощения просить будут.

— Прощения?

— А то как! — воодушевился Генка. — На руках будут носить: ты же за всех работу сделал, можно баклуши бить. А самое главное… самое главное — мы раньше всех закончим воскресник, и наш класс выйдет на законное первое место.

— Почему закончим? Если Тик-Так… — он поперхнулся, — если я сделаю всю работу за ночь, то никому и начинать не придется.