Корабли с Востока - [12]

– О справедливости, – каркнул князь и встал. Подошел к окну, забранному узкими продольными прутьями, посмотрел, как стоит солнце. – Кстати, о справедливости. Эстафету.

Свист, шорох, люди возникают из коридора, по очереди опускаются на колено.

– Первое. В Дэва. К армии. К моему дяде и вассалу Рюсю Масакагэ и моему дяде, правителю Дэва, Мотами Ёсиаки. В ближайшие дни ваш противник начнет отступление. Возможно, оно уже началось. Приказываю: если еще не сделали – дать сражение. Не позволить им отойти к своей границе. Если можно – уничтожить, если нельзя – связать. Старшего советника Наоэ Канэцугу не выпускать в любом случае. – Помолчал, хрустнул пальцами. – А если мой дядя Мотами Ёсиаки вдруг спросит, с чего это я вздумал ему приказывать, то… впрочем, он умный человек. Он не спросит. Удачи.

Короткое движение человека, чуть более длинное движение воздуха.

Гонец с юга щурится в темный коридор. Если он правильно понял, князю Уэсуги Кагэкацу предстоит потерять не просто кусок территории… а все. Может быть, это даже немного поможет тем, кто на юге.

Второй.

– Резервам у границы с Дэва выдвигаться, конечно, на соединение. С тем же приказом.

Начальник штаба разворачивается к князю.

– Резервы? Как союзники, мы уже сделали больше, чем должны. В остальном не разумнее ли предоставить господина Могами Ёсиаки и особенно госпожу Ёси-химэ их собственным умениям и собственной… судьбе?

Здесь нет нужды в спящем, здесь и сам гонец знает достаточно, вся страна знает. Дата враждуют с Могами столько лет, сколько живут рядом. Попытка связать семьи браком не удалась настолько, насколько это возможно: сестра нынешнего князя Могами, мать нынешнего князя Датэ десять лет назад пыталась отравить сына и только чудом не преуспела. Если Наоэ Канэцугу чего-то стоит как полководец, а он многого стоит, то с наличными силами Могами, скорее всего, потеряет либо большую часть армии, либо столицу. И сестру. Которую тень и воспитатель князя, выходивший его после того случая, кажется, очень хочет видеть мертвой.

– Не разумнее, – резко отвечает князь.

Почему же? Обескровить или погубить одного смертного врага руками другого, не нарушив притом ни единого обязательства – чем не стратегия? Тень Сун Цзы качается над жаровней, поощрительно кивает.

– Мой дядя как генерал если уступает нам, то ненамного. Он занимает место на поле. Пока он стоит, противник будет вынужден принимать его в расчет. Зачем нам сейчас, – Датэ ловит пальцами вялый осенний солнечный луч, – пустота на правом фланге? Если Могами предаст, это будет после войны.

– В этом мире, похожем на горящий дом, всегда выбирай выгоду, потому что от опасности все равно уйти нельзя, – непочтительно… или почтительно добавляет бывший купец, и совет смеется, весь, включая начальника штаба. Видно, странное это поучение всем здесь известно и привычно. Гонец не смеется, он слушает и запоминает.

Его светлость Дракон все еще стоит лицом к окну.

– Не могу понять, – говорит он в пространство, – зачем они заключают союзы? Кровью подписываются, пепел едят, детьми обмениваются. Все равно любая клятва действует, только пока есть сила. И все это знают. И все равно. Трата времени.

– Людям нужно за что-то держаться, – пожимает плечами начальник штаба, будто к присутствующим это не относится.

– Но они не держатся, они падают. И не только последние сто лет, а вообще от начала, – бросает через плечо князь и не меняя тона произносит: – Сигезанэ.

Человек с сороконожкой на шлеме оборачивается – и тут становится видно, насколько они с князем похожи. А что им не быть похожими: дядя и племянник по одной линии, двоюродные братья по другой. Близко роднятся люди на севере. Похожи, а не перепутаешь, и не в пустой глазнице князя дело. Ни с какого похмелья не принять золотую сороконожку, любимицу бога войны, бесстрашное многочленное насекомое, не умеющее ходить назад, за сизую смерть с небес. Даже если они одной крови. Даже если сороконожка способна не только возглавлять прорыв, но и руководить сетью – из-под камня на вражеской земле. Годами. Даже в этом случае.

– Господин?

– Оборона остается на тебе. Завтра переберешься назад, за реку. Здесь оставишь кого-то с приказом хорошо притворяться тобой, пока можно. Когда станет нельзя, все сжечь и отойти. Все остальное – как противник. Если я не вернусь…

– Я стану опорой молодому господи…

– Молодому господину полтора года, – спокойно констатирует ящер, и в зал снисходит полная тишина. – Я тебе что, Обезьяна, заводиться с регентским советом посреди войны? Оно и посреди мира, как видишь, не особенно удачно выходит. Возьмешь всю власть. Сумеешь выцарапаться и вытащить остальных – значит, твоя по праву. Отдашь, когда сочтешь нужным, как у нас принято, – при жизни, тому, кто подойдет. Можешь считать это приказом. Свидетелей достаточно. Но это, – князь улыбается половиной рта, – если я не вернусь. На что я бы не рассчитывал. С этим все.

Князь отвечает кивком на поклон пока-еще-не-наследника. А тот уже не здесь, ему уже все ясно: старший братец не сошел с ума, а нынешние слова не завещание и не обещание. Они рычаг. Обоим советам и всем большим родам княжества придется помнить теперь, что они имеют дело не с таким же генералом, как они сами, не с временным заместителем, а, возможно, с их будущим правителем. Совсем другой разговор, правда?