Корабль За Облаками - [2]

Пожалуй, никто из экипажа "Ильбарса" не сумел бы взобраться на эту скалу. Туранцы по большей части были жителями равнин и пустынь, а наемники из Бритунии и Немедии тоже не видели настоящих гор. Может, и доводилось им странствовать среди остроконечных пиков да крутых перевалов, но вряд ли в зимнее время, когда камень покрыт снегом и льдом, и от того любая дорога в горах делается стократ опасней. Но Конан был киммерийцем и не боялся ни обледеневших утесов, ни отвесных скалистых стен, ни головокружительной высоты; он полз по скользкому и мокрому откосу с ловкостью ящерицы и искусством жителя гор, которому что плоский камень, что вставший на дыбы - все едино. Камень, по крайнем мере, был твердым, что представлялось Конану немалым преимуществом сравнительно с зыбкой и предательственой водой.

Забравшись на самый верх, он встал на ноги, распрямил спину и огляделся. Темное небо, темное море, серые скалы… Когда-то некий дух (Шеймис, сумеречный дух из романа Майкла Мэнсона "Конан и дар Митры") странное и жалкое существо, уроженец сей безотрадной пустыни, толковал ему об этих местах… Тогда они представлялись Конану царством покоя и тишины, но сейчас он вряд б ли согласился с таким утверждением: в небесах метались тучи, у подножий скал грозно рокотало море, а Драконья Челюсть с жадностью перемалывала останки туранского корабля. Оттуда уже не доносилось ни людских воплей, ни криков - только едва слышный трест лопающихся канатов да скрежет дерева о камень. И нигде, до самого туманного горизонта, Конан не видел ни мачты, ни паруса, ни весел, вздымавшихся над бортами. Выходит, "Ксапур" и "Ветер Акита" понесло в другую сторону… а может, они укрылись у Жемчужных Островов, бывших целью этого несчастливого похода… а может, уже пошло на дно морское…

Конан выругался, помянув Нергала, Сета и всех злобных демонов, властителей вилайетских бурь, ураганов и штормов. И туранцы, и немедийцы, и бритунцы, служившие, как и он сам, владыке Аграпура пресветлому Илдизу, были ему добрыми товарищами, и за последний год он пролил рядом с ними немало крови, а еще больше выпил вина. И все они теперь пошли на Серые Равнины, в царство Серые Равнины, в царство Нергала, погибнув не в бою и даже не в пьяной кабацкой потасовке, а захлебнувшись в мерзкой соленой воде! Плохой конец для таких славных воинов!

Потом он еще раз оглядел мятущиеся морские дали и решил, что все могло повернуться хуже. Так ли, иначе, но он остался жив; правда, без пищи, воды и огня, зато с кинжалом. Что же касается службы туранскому владыке и похода на Жемчужные Острова, где сияющие морские перлы продают по десятку за один золотой, то с этим придется повременить. Подождать несколько дней, пока он не доберется до Шандарата, самого северного из туранских портов… там он узнает, где находятся "Ксапур" и "Акит", если только злобные демоны не утащили их на дно вместе с остатками сотни Синих Тюрбанов…

Конан глубоко вдохнул соленый воздух, чувствуя, как силы возвращаются к нему. Отдых не занял много времени, хоть сражение с бурным морем и скользкой скалой истомило киммерийца; но после этих испытаний дорога по камням, под холодным влажным ветром, казалась ему прогулкой. Он был молод, вынослив и силен, как буйвол; но, в отличие от буйвола, он мог многие дни обходится без пищи и не боялся холода. И он отправился в путь, скользя среди прибрежных утесов словно тень; босые ноги его ступали уверенно, ветер развевал пряди черных волос, потемневшие синие глаза то озирали скалы, то поднимались к темным небесам, то глядели на полуразбитый корпус "Ильбарса", пронзенный драконьим клыком. Впрочем, корабль скоро скрылся из вида, и теперь Конан мог смотреть лишь на камни, море и тучи.

Он шел к закату солнца, огибая северную оконечность моря Вилайет, а потом собирался повернуть к югу. Там, у побережья, лежали холодные степи да бесплодные пустыни, и Шандарат был первым городом, который мог встретиться ему. Конана, однако, тяготы пути не страшили, ибо в тех пустынях и степях он уже бывал и помнил, что хоть разжиться в низ нечем, зато на морском берегу можно обнаружить кое-что съедобное. Ракушки да водоросли, например: сыт с них не будешь, а жив - без сомнения. Если же удастся промыслить рыбу… Конан ощупал свой кинжал, добрый туранский клинок длиной в две ладони с серебряной витой рукоятью, и принялся размышлять, сколько жаренных бараньих туш, копченых окороков да каплунов на вертеле испытали остроту этого лезвия.

Так он шел и предавался воспоминаниям, пока не стемнело. Шторм на море к вечеру утих, ветер стал не таким пронзительным и холодным, и к волнам спустились чайки. Было их превеликое множество, и вылавливали они мелкую рыбешку, оглушенную бурей, метались с хриплыми вскриками над морем, словно заблудшие души, не нашедшие покоя на Серых Равнинах. Но одна птица парила в вышине, под самыми облаками, на недвижно распростертых крыльях, и не походила на чайку. В сумерках Конан разглядеть ее не мог, как и дотянуться до нее своим кинжалом. Орел, равнодушно подумал он: морской орел, чье мясо провоняло тухлой рыбой. Даже чайка была бы более соблазнительной добычей.