Корабль мечты - [43]

Сходя с ума от горя, трактирщик завернул младенца в залитое кровью одеяло и вышел в ночь, не внемля стонам и мольбам жены.

Все постояльцы пошли за ним, и каждый из них знал, кто отец этого ребенка.

Дойдя до доминиканского монастыря, трактирщик так долго колотил кулаком в ворота и орал, что разбудил привратника. Тот открыл смотровое отверстие и выглянул наружу.

Трактирщик накричал на него, требуя позвать монастырского лекаря. Испугавшись, привратник побежал в монастырь, где уже разжигали первые свечи к заутрене, и рассказал своим собратьям, мол, под воротами собралась разъяренная толпа и требует лекаря.

– Вот твой ублюдок! – У рассвирепевшего трактирщика чуть глаза из глазниц не вылезли, когда монастырский лекарь со своими братьями приблизился к воротам. – Он убил свою мать, когда родился на свет! Да падет наказание за сие преступление на тебя, ибо это ты зачал его! Да горит твоя душа в вечном пекле! Я проклинаю тебя, распутный монах! И ублюдка твоего проклинаю! – С этими словами трактирщик опустил курлыкающего младенца на оледеневшую землю, повернулся к монастырю спиной и отправился в свою таверну, подкошенный смертью дочери, которую соблазнил монах.

Монаха звали Реджинальдо да Кортона.

Когда толпа разошлась, озябнув на холоде, Реджинальдо вышел к младенцу, взял его на руки и вернулся в тепло под неодобрительными взглядами собратьев по вере. Монах отпоил своего сына козьим молоком, и ребенок выжил. Но тут поднялся вопрос о том, что же с малышом делать. Конечно, следовало бы отдать его в сиротский приют. Но брат Реджинальдо да Кортона испросил разрешения оставить ребенка себе как напоминание о слабости и грехе.

– Как крест. – Как часто бывает с фанатичными слугами Господними, он думал только о себе, а не о том, что этим накажет и ребенка.

Ребенка крестили Амадео – на радость монахам, усмотревшим в его имени особый смысл и называвшим малыша Ama-Deo-e-non-le-donne – «Люби Господа, а не женщин». Он рос воплощенным напоминанием о грехе отца, и Реджинальдо повсюду водил его с собой. Люди в городе, еще не знавшие о скандальной истории, все выяснили в последующие годы. На Амадео все таращились. Если отец случайно встречал незнакомого человека, то торопился поскорее рассказать чужаку о своем грехе, винясь и стуча себя кулаком в грудь. Даже в присутствии малолетнего сына он не упускал из истории ни одной пикантной подробности. За столь чистосердечное раскаяние братья в Бергамо простили распутника, ему даже удалось вернуть их уважение. Муки, выпавшие на долю маленького Амадео, очистили его отца от греха, а мальчик так и остался «крестом». Так его и называли. У него просто не было возможности стать кем-то другим.

Когда Амадео исполнилось десять лет, он поздним вечером сбежал из монастыря. Мальчик знал, куда идет – в таверну, где он родился. В таверну, где умерла его мать.

В темном грязноватом трактире мальчик сразу увидел своего деда и женщину, в которой признал бабку. Амадео робко приблизился к трактирщику. В зале воцарилась тишина – даже постояльцы таверны узнали его. Трактирщик тоже понял, что это за мальчик.

– Мне жаль, что из-за меня умерла моя мать. – Голос Амадео срывался.

Ребенок опустился на колени. За эти годы он научился у отца только одному – нужно каяться в своих грехах.

Душу трактирщика разрывали противоречивые чувства. Его тронули слова ребенка. Да и его жену тоже – женщина, ахнув, зажала рот ладонью.

Но затем ненависть победила.

– Она была моей дочерью пятнадцать лет, а твоей матерью – всего пару мгновений, и эти мгновения ты потратил на то, чтобы убить ее. Не смей называть ее в моем присутствии своей матерью!

Те слова больно ранили ребенка. От унижения он склонил голову, но нашел в себе силы произнести:

– Мне жаль, что из-за меня умерла твоя дочь.

Его бабка разрыдалась. Если бы муж не удержал ее, она бросилась бы к внуку и заключила его в объятия. У ребенка были точно такие же голубые глаза, как и у ее доченьки. Но трактирщик озлобился еще больше.

– Убирайся отсюда, греховное создание! – рявкнул он, указывая на мальчика пальцем.

И по какой-то необъяснимой причине – тот трактирщик вовсе не был фанатиком и особо не раздумывал над вопросами веры – ему в голову не пришло ничего лучше, чем сказать:

– В этом мире хуже тебя только евреи. – Он не нашел других слов, чтобы выразить ненависть к своему внуку.

Когда Амадео вернулся в монастырь, его наказали за побег. Но с тех пор он начал выяснять, кто же такие евреи. Оказалось, что это они убили Господа Иисуса Христа, распяли его на кресте. Грех, свершенный на Голгофе, пятном лег на весь народ.

И тогда в детском сознании Амадео сложилась четкая картина: вполне логично, что евреи хуже него. В конце концов, они убили Сына Божьего, а он всего лишь простую девушку. Впервые в жизни Амадео испытал облегчение. Он был не самым ужасным человеком на свете.

И впервые в жизни он обрел того, кого можно презирать, – точно так же, как остальные презирали его.

Евреи стали его освобождением. Евреи стали всем смыслом его жизни. Амадео изливал на них свою ненависть, и от этого ему становилось легче. Впервые в жизни он выступал на стороне Добра.