«Корабль изуверов» (скопцы-контрреволюционеры) - [9]

Свой «марксизм» он, очевидно, производил от фамилии «Марков»… В свободное от милицейской службы время. Василий Кузьмич любил перебирать свои старые процентные бумаги и золотые царские пятирублевки и с увлечением читал подлейшую антисемитскую книжку — «Протоколы сионских мудрецов».

Он также был «пророком» и с большим успехом распространялся на радениях на излюбленную им тему по поводу «английской эскадры в Балтийском

— море», пока старуха Тупикова, захлебываясь в кликушечьем усердии, вещала о царской короне, что «скоро, скоро над Рассеюшкой зазолотится», и призывала на большевиков небесную «метлу»…

* * *

Однако не маститая Тупикова и не «марксист» Марков были фактическими руководителями ленинградского скопческого «корабля». Гораздо более значительной личностью являлся Константин Алексеевич Алексеев.

Один из «птенцов» самого Никифорова, когда-то сиделец в его меняльной лавке, позднее владелец ювелирного магазина под № 29 в Гостинном Дворе — Алексеев, по его словам, сызмальства интересовался всякими религиозными течениями, беседовал с баптистами, ходил по монастырям, но нигде не находил утоления обуревавшему его «духовному голоду», пока покойный Никифоров незадолго до революции не открыл ему «тайну спасения».

Революция прервала дальнейшие религиозные «искания» Алексеева: он обратился к делам земным и более доходным. За время своей службы у Никифорова Алексеев, как с благоговением рассказывали на процессе старые скопцы, «сумел нажить себе по копеечкам пять тысяч рублей серебром и золотом»… Эти «сбережения бедного труженика» весьма пригодились ему: Алексеев занялся махинациями с валютой, скупал «рыжики», менял в подворотнях червонцы и «доработался» до того, что в 1925 году был за спекуляцию административно выслан на 3 года в Сибирь.

Тут, поневоле обратившись вновь к вопросам спасения души, он и произвел себе, будто-бы, собственноручно при помощи ножа от фуганка и молотка, вторичное оскопление, став таким образом «скопцом большой печати» и этим, вероятно, снискав себе по возвращении из высылки еще больший почет и влияние среди своих «братьев во христе».

Алексеев проживал не в Ковенском переулке, а в уединенной даче где-то в Лесном, но постоянно появлялся в «соборе». Он был не только искусным проповедником, но и управителем, и пользовался в секте громадным влиянием. Он вел все дела «корабля», сносился с Москвой и другими центрами скопчества, давал руководящие инструкции и указания рядовым членам «корабля»:

— «Будьте кротки, как голуби, и мудры, как змеи!»

Этот двусмысленный евангельский завет Алексеев сделал основой своего поведения. В этом смысле Алексеев воплощает в себе во всей чистоте обычную фигуру скопца, с его характерным мнимым смирением, заискиванием перед сильными мира сего, с его лицемерием и лживой изворотливостью.

Когда появилось опасение, что за «кораблем» следят, это он, «мудрый, как змий», Алексеев, учил свой «актив» на Ковенском искусству запирательства на допросе; это он, как мы видели выше, давал советы, как надо «смотреть следователю прямо в глаза» и «врать, не краснея».

Подобно тому, как в прошлом скопцы, ненавидевшие в душе церковь, внешне сплошь и рядом носили личину правоверности и даже жертвовали

— на монастыри крупные вклады, лишь бы прослыть «добрыми сынами церкви», так ныне Алексеев, не щадя сил, старается заверить суд в своей полной преданности Советской власти.

— Да мы, скопцы, за Советскую власть умирать пойдем! — договорился Алексеев на суде, вызвав дружный хохот всего зала и насмешливое замечание суда:

— Для этого случая, вероятно, и хранилось у вас на Ковенском «знамя»: белый «плат» с лозунгом «боже царя храни»?..

Но Алексеев не видит в этом «ничего особенного»: просто завалялся случайно платочек от давних времен… Точно так же, как случайно у него на даче, в Лесном, «завалялся» подозрительный набор бритв и ножей, какие то притирания, вата, коллодий и прочие вещи, необходимые для известной операции.

— Бритвы?.. Помилуйте, да ведь я-ж завсегда сам бреюсь… А ножи — да мало-ли для чего они по хозяйству требуются!.. Насчет же коллодия напрасно изволите подозревать: это у меня фурункул на шее был — так вот ранку заливать приходилось…

* * *

Даже увертливая фигурка хитрого скопца Алексеева бледнеет перед тем главным «героем» скамьи подсудимых, который встает перед нами, как воплощение всякого зла и мерзости современного скопчества, как его духовный «кормчий», как подлинный вождь «корабля изуверов».

Человек с глубоко-запавшими глазами фанатика, хищным, несколько выдающимся вперед подбородком, с жестокой брезгливой складкой в углах тонких губ.

«Гостем дорогим» величали его скопцы, собиравшиеся на радения в «соборе» на Ковенском…

«Димочка» — мечтательно и нежно зовет его верный друг и помощник его Константин Алексеев…

Дмитрий Иванович Ломоносов — так называет этого человека обвинительное заключение.

Когда-то Ломоносов пользовался немалой известностью в торговых кругах обеих столиц, как владелец меняльной лавки с миллионным оборотом, как маклер биржи и крупный ростовщик.

Революция опустошила его сердце и его денежный шкап… Но — смирение, смирение прежде всего!.. «Будьте мудры, как змеи»… И Ломоносов решает, как он выражается, «помочь Советской власти в ее добрых начинаниях»…