Корабль дураков - [181]

— Слушай, Дэвид, я ничего подобного не представляла, — сказала Дженни, когда они наконец выбрались на улицу. — Да как же ты терпишь этого малого в своей каюте?

— Ну, это не только моя каюта, — не без оснований поправил Дэвид.

— Не придирайся, — сказала Дженни. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Это же черт-те что!

— Сперва я тоже так думал. На самом деле он просто зануда. Но сейчас-то он вел себя как нельзя лучше. Я только диву давался.

— Может, он выбился из сил после этой гонки, — догадалась Дженни. — Давай посмотрим, что тут можно купить. На Кубе мы совсем ничего не купили. Какие же мы после этого туристы?

И они пошли к сплошному ряду лавчонок на другой стороне площади.

— А чего тебе хочется? — спросил Дэвид.

— Сама не знаю, давай что-нибудь друг другу подарим.

В них встрепенулось что-то от восторженной беззаботности, какая овладела обоими в Гаване; на миг они взялись за руки, потом стали заглядывать в двери лавок.

— Никаких корзиночек, — сказал Дэвид.

— И никаких кукол и зверюшек, — говорила на ходу Дженни, — и никакой глиняной посуды и украшений, но все-таки пускай это будет что-нибудь местной работы, образчик туземного искусства, правда, Дэвид?

— Да, пожалуй, — неуверенно сказал Дэвид, — но только не сандалии, и не надо ничего кожаного и деревянного.

— И не кружева, и не вышитое полотно? — спросила Дженни.

— Во всяком случае, не для меня, — отрезал Дэвид.

— Давай не будем решать, — немного устало предложила Дженни. — Просто будем ходить и смотреть, где что, увидим, что из этого получится.

Так и сделали, поглядели, где что, и увидели, что получилось: из какой-то лавки неподалеку вышли миссис Тредуэл с Вильгельмом Фрейтагом, приветливо подняли руки на мексиканский манер, и Дэвид, к своему изумлению, очень охотно поднял руку в ответ.

— Где они? — спросил Фрейтаг. — Видели вы их?

— Речь идет о наших приятелях-танцорах, — пояснила миссис Тредуэл, тоже необычно оживленная.

— Они вон там, — показала Дженни, — по крайней мере совсем недавно там были. А что?

— Помните, они обещали накупить здесь, в Санта-Крусе, выигрышей для вещевой лотереи? — сказал Фрейтаг Дэвиду. — Так вот, вся суть в ловкости рук, на это стоит посмотреть!

— Что ж, пойдем посмотрим, — сказал Дэвид.

Они направились к той лавке, но оттуда как раз выбежали Рик и Рэк, а за ними появились и взрослые; живописной гурьбой, громко, оживленно болтая, они дружно свернули направо, в противоположную сторону от наблюдателей, быстро миновали три лавчонки и вошли в четвертую, дети вбежали туда первыми.

Хозяйка лавки, где они только что побывали, вышла на улицу и стала отводить душу, высказывая все, что она о них думает.

— Берегите зубы! — кричала она на весь белый свет. — Пересчитайте свои пальцы, а то и их стащат! Это такой народ, они не покупать ходят! — Она горестно морщилась и потрясала кулаками, разбирая свой разворошенный, беспорядочно раскиданный товар, потом печально обратилась к американцам. — Чистое полотно, — говорила она, — настоящие кружева, всюду ручная вышивка, такие хорошие вещи, красивые и совсем дешево…

Но ясно было: она не надеется, что они что-нибудь купят, удачи сегодня уже не будет, она и не пыталась всерьез соблазнить их своим товаром. В отчаянии она пыталась хотя бы понять, что же у нее украли.

Дженни с Дэвидом, Фрейтаг и миссис Тредуэл пошли вслед за танцорами в другую лавку. Пепе, который остался на страже у входа, шагнул в сторону и слегка им поклонился. Хозяйка по просьбе фрау Шмитт выкладывала перед ней льняные носовые платки с простой траурной каймой. Внезапное появление разношерстной толпы иностранцев (она мигом разобрала, что тут есть и люди порядочные, и проходимцы) встревожило ее. Она уже столько предлагала этой покупательнице коробок с самыми настоящими траурными платками, и все оказывалось не по ней: то они слишком велики, то слишком малы, то слишком тонкие, то слишком грубые, и каемка то чересчур узка, то чересчур широка, и они то чересчур дорогие, то чересчур дешевы… В панике хозяйка собрала все платки и почти закричала на фрау Шмитт:

— Ничего у меня для вас нету, сеньора! Ничего! Ничего!

Ибо она с отчаянием увидела, что порядочные иностранцы держатся поодаль, а на нее набрасывается воровская стая хищного воронья.

Фрау Шмитт, изумленная и обиженная такой неожиданной грубостью, попятилась — и вот приятный сюрприз, тут, оказывается, ее корабельные попутчики! Она обрадовалась не испанцам, они не в счет, а этим странным американцам, они хоть и странные, но все же славные. Поневоле вспомнилось, как герр Скотт сочувствовал бедняжке резчику с нижней палубы… хорошо, конечно, если человек строг, хладнокровен, всегда и во всем непогрешимо прав, конечно же, таков капитан Тиле, но трогательны и те, кому не чужды человеческие чувства, любовь к ближнему, участие и милосердие к бедным и несчастным. Короче говоря, приятно увидеть в этом неприветливом месте лицо Скотта, хотя оно больше похоже на лицо восковой куклы с голубыми стекляшками вместо глаз. Молодая женщина, его спутница, — существо совершенно непонятное, вдова совсем не вызывает доверия, а герр Фрейтаг, безусловно, очень плохо поступил: выдавал себя за христианина, а сам женат на еврейке… «Но, Господи Боже мой, — жалобно подумала фрау Шмитт и незаметно, двумя пальцами перекрестилась, — что же мне делать? Умереть от одиночества?»