Копья летящего тень - [170]

Ку зажмурилась, будучи совершенно уверенной в том, что следующая молния ударит в белокурый затылок безумца. И в его хохоте, и в выражении его тонкого, бледного лица было что-то дьявольское!

Петер Майер…

Гроза внезапно прекратилась. Ни дождя, ни ветра, ни отзвуков грома — ничего.

Удовлетворенно вдохнув насыщенный озоном воздух, промокший насквозь Петер Майер вошел в дом. Все молча расступились перед ним, и он, не обращая внимания на стекавшую с него на пол воду, направился в комнату для инструктора.

Но когда он проходил мимо Ку, взгляды их встретились — да, это был тот самый пастух с Синевира! — и на этот раз мгновение это было чуть более долгим, в его синих, странного разреза глазах было столько жара, что у Ку даже дух перехватило. Пастух, Андраш, Петер Майер… В растерянности Ку молча смотрела, как он исчез за узкой бревенчатой дверью.

Ку продолжала стоять у окна. Все постепенно расходились спать. Сестры Ли-Ли и Фео сидели в столовой, на тянущейся вдоль стола скамье, и пытались читать. Несколько пожилых женщин, оказавшихся в группе туристов, тоже сидели за столом и вязали.

Ку была взбудоражена и растеряна. У нее не было никаких сомнений в том, что этот Петер Майер и пастух с Синевира — один и тот же человек. Взгляд этих диких синих глаз ни с чем невозможно было спутать! Что же касается Андраша, то… Наверняка здесь была какая-то ошибка. Но не это было для нее теперь главным. К своему ужасу и изумлению она обнаружила, что этот самый Петер Майер — или как там его звали — был ей вовсе не безразличен! Всматриваясь в свой внутренний, душевный пейзаж, Ку со страхом заметила, что не ощущает в себе абсолютно никаких препятствий для сближения с ним. Она не знала о нем абсолютно ничего и в то же время знала о нем нечто такое, чего было достаточно для полной и окончательной гибели ее прежних моральных устоев. Все, чему ее учили столько лет, все те навыки воспитания, которые ей прививали, все это казалось ей теперь пустой детской забавой в сравнением с тем знанием (знанием чего?), которое, как она была уверена, нес в себе этот незнакомец. В его дьявольских взглядах, в чертах его тонкого, выразительного лица, в каждом его движении ощущалось присутствие более глубокой, более совершенной реальности, чем та, что была у всех на виду. В этом Петере Майере было столько жизни, что Ку просто не знала, как определить свое отношение к этому: восхищение, страх, любопытство… Самой себе она казалась в сравнении с ним полным ничтожеством. Ее честно заработанное, куцее звание магистра физики, ее добросовестное пятилетнее сиденье в университетских лабораториях, где ей на протяжении всех этих лет внушали убежденность в том, что природа должна подчиняться каким-то законам… И вот теперь она ощущала в себе нечто такое, что противоречило всей ее предыдущей жизни. В каких-то темных, безмолвных глубинах ее души приоткрылись неведомые клапаны, и под ними оказалась не пустота, а слабый, робкий, мерцающий свет. И этот свет требовал для своего существования свободы.

Прислонившись плечом к бревенчатой стене, Ку стояла у окна и смотрела на звездное небо. Никаких облаков, никаких следов недавнего ненастья. Она и раньше предполагала, что в мире есть красота. Теперь она это знала.

Открыв дверь, Ку высунулась наружу. Ночь в горах! Бездна звезд! Торжественная тишина… Ночь, предназначенная для таинств и исповедей. И Ку почувствовала, как в ней растет безмерная, безумная тоска. Тоска о дважды пережитых ею мгновеньях. Отчаянная, болезненная тоска. Ку поняла, что дважды пережила то, что можно было назвать мигом истины, и была уже не в силах нести в себе груз того особого знания, которое теперь стало для нее реальным фактом. И Ку знала, что все критерии здравого смысла просто унизительны для оценки этого открывшегося ей знания.

Неспеша, как это делает человек, абсолютно уверенный в своей правоте, она повернулась и направилась прямо к двери, ведущей в комнату инструктора. В столовой не было ни души, из обеих спален доносился храп и приглушенные шорохи. Замерев на миг у двери, Ку постучала.

— Да, — уверенно ответил за дверью хрипловатый голос.

Она вошла.

Петер Майер лежал в постели, накрывшись таким же, как и у всех, «тюремным» одеялом. Увидев Ку, он тут же вскочил и сел.

— Это… ты?.. — удивленно и, как ей показалось, радостно спросил он.

Не зная, что ответить, Ку смущенно смотрела на его покрытые веснушками плечи, совершенно не загорелые, стройные ноги, узкие бедра…

— Садись сюда, — хлопнув ладонью по постели, сказал он, произнося русские слова с акцентом, как и все местные жители.

Не ощущая в себе никакого внутреннего сопротивления, Ку подошла и села рядом с ним. Смущенно опустив глаза, она все же заметила, что он без малейшего стеснения разглядывает ее — и улыбается! И только когда он взял ее за руку, она осмелилась украдкой посмотреть на него. На близком расстоянии лицо его не казалось красивым. В его лице было что-то ассиметричное, резкое, злодейское. Рот был слишком большим, скулы — острыми, глаза — чуть раскосыми. Волосы у него были пепельного оттенка, так же и веснушки, сплошь покрывавшие лицо и плечи.