Копи царя Иоанна - [3]

4

Он поднял лицо из солоноватой густой лужицы. Жуткая, выворачивающая плечо боль сдавила артерии. Рука онемела. Нет, это просто ремень сумки, до сих пор остававшийся в проеме дверей, впивался в кожу. Тьма. Взрыв прогремел в соседнем вагоне или через один. Максим приподнялся и окунулся в густой кисель ядовитого дыма… только лежа еще можно было дышать. Глаза начинали привыкать к темноте, на стенах тоннеля стали заметны мутноватые отблески пламени, бушевавшего во взорванном вагоне. Дым опускался все ниже. Из другого конца вагона послышался густой надрывный кашель, затем хрип и молчание. Кто не погиб от огня, тот задохнулся в дыме, который подолгу не выветривается из тоннелей.

Это было поистине страшно: животный страх за себя, за то, что твой удел — беспомощно и рефлекторно глотать отравленный воздух, заведомо убивающий, биться о стены в конвульсиях как рыба об лед, чувствовать, как немеют и подкашиваются ноги, ловить последние обрывки мыслей в полумертвом сознании… В преддверии таких минут человек не властен над собой. Он зверь. Слепой инстинкт самосохранения ведет его бессмысленными путями к призрачному спасению, ради которого он идет напролом, против смысла, без малейшего сомнения в целесообразности своих хаотических движений.

Не чуя себя Максим просунул носок ботинка в щель между дверями, уперся спиной в спинку поручня дивана и со всей силы разогнул ногу. Створка поддалась. Он точно рыбкой нырнул в образовавшийся проем, упал на что-то неровное, то ли бетонное, то ли чугунное, зацепившись за контактный рельс. На его счастье линия уже была обесточена. Как всегда после ушиба, боль дала о себе знать не сразу. Через несколько мгновений она пронзила тело одновременно в нескольких местах, сковывая мышцы и парализуя движения.

В изнеможении Максим откинулся на стену тоннеля, лесенка ребер тюбинга холодом исполосовала спину. На миг ему показалось, что стена начала проваливаться назад. «Ну вот и все! — шевельнулось где-то в оглушенном мозгу — Все!» Инстинктивно пытаясь удержать равновесие, он откинул руку, пытаясь ухватиться за что-нибудь выступающее. Рука скользнула по железу и стала проваливаться дальше, увлекая за собой тело.

Взрывная волна открыла кем-то хорошо спрятанную в свое время дверь, замаскированную под обычный тюбинг, которым выложены тоннели метро. Не думая, Максим пополз на четвереньках по уходящей вниз темной лестнице, сваренной из толстой арматуры, ведущей на дно какой-то шахты. Пролет вывел на крошечную лестничную площадку. Максим встал в полный рост. Воздух был чистым. Здесь, в нескольких метрах от боли, крови, искореженного и оплавленного металла, убивающего смрада, у него создалось ощущение незыблемого покоя, как будто это тихое место специально было вырыто для того, чтобы уберечь людей от хаоса, который может твориться совсем рядом.

Максим стал медленно спускаться вниз, на ощупь ориентируясь в неосвещенном подземелье. Каждый шаг, каждый шорох, даже вдох, биение собственного сердца были отчетливо слышны в ненарушаемой годами тишине. Пролет за пролетом, площадка за площадкой — он уже потерял счет ступеням, лестница казалась бесконечной, выпадающей из обыденного пространства и времени последовательностью, ведущей в никуда. «Небоскреб, — подумал он, — как на планете Плюк галактики Кин-дза-дза… оказывается в Москве такие тоже скрываются за незаметными дверями».

Любопытство подгоняло его. Страх и боль казались оставшимися далеко в прошлом. Максим уже не крался, не шел, а бежал вниз, перепрыгивая через ступени, хватаясь на поворотах за гладкие стены шахты. Вдруг он оступился, как оступаются, когда думают, что впереди лестница, и уверенным движением опускают ногу, в то время как внизу — гладкая поверхность. Это было дно. Было ли что-нибудь ниже или нет — загадка, хотя, судя по всему, подземное сооружение, возникшее перед глазами нашего героя за полуоткрытой тайной дверью, было довольно старой постройки, в то время как на большой глубине под центром скрываются от глаз москвичей и современные бункеры, связанные сетями секретных тоннелей.

Глаза Максима уже привыкли к кромешной тьме, и он смутно различал силуэт уплывающей ввысь лестницы, клетку площадки, где он находился, и что-то массивное, черное на противоположной стене. Это дверь. Дверь в тот спрятанный от посторонних глаз «другой мир», о котором наперебой писали журналисты «желтых» газет, о котором с проникновенными лицами рассказывали по телевидению «ветераны» спецслужб, разбавляя общеизвестные слухи якобы «достоверной информацией». Дверь была приоткрыта.

Она была столь тяжелой, что Максиму с трудом удалось сдвинуть ее с места. Впрочем, он был сильно ослаблен за сегодняшний день и порядком устал от навалившихся скопом на него происшествий, столь ошарашивших вырванного из обычного ритма городской жизни молодого человека. Осторожно, щупая ногой пол, он ступил в еще более мрачное подземелье. Неизвестность отпугивала его, но желанье прикоснуться к сокрытому и инстинкт, не позволявший Максиму отступать назад, где до сих пор пылали вагоны метро, а спасатели в противогазах и шлемах искали живых и боролись со стеной огня, въедавшейся в податливый пластик, толкали его вперед, навстречу темноте. Он вошел.