Копейщики - [35]

Маленькая плошка со свиным салом в руках Андрэ давала тусклый свет, но и этот слабый огонь слепил единственный глаз Меро, будто солнце в зените.

- Чего тебе? - хрипло прошептал Гюи, нащупывая у изголовья бурдюк с водой.

- Клянусь богородицей! Этот нехристь пытается навести на нас порчу. Как только я смыкаю глаза, он начинает бормотать что-то на своем дьявольском языке. Прикрикну на него - уймётся. Только смотрит холодно, как змея. Но я по его роже вижу, что в своей хитрой башке он нанизывает на нитку ненависти одно заклинание за другим.

- И что? Ты ради этого решил разбудить меня? - барон, едва сдержав улыбку, отвесил оруженосцу шутливую затрещину. - Пора бы крестоносцу избавиться от этих суеверий. Да будет тебе известно: на истинного христова воина гнусные языческие заклинания не действуют!

- Так-то оно так, но больно уж он пялится в нашу сторону злобно…

- Да нет, тебе это только кажется. Посмотрел бы я на тебя, будь ты на его месте. Плен и верёвки – это тебе не мёд в сотах. Молится он, вот и всё. Кто виноват, что у сарацин такие дикие глаза?

Де Меро, проворчав какую-то короткую молитву себе под нос, вздохнул, поднялся и подошел к выходу, где возле столба, связанный по рукам и ногам, лежал давешний предводитель сельджуков. Из-под слипшихся от пота и грязи волос крестоносца обожгли ненавистью черные, будто уголь, зрачки.

- Собака. Собака, - прошипел пленник на латыни.

- Может, я и собака, но в плену ты, а не я, - легко парировал Меро на языке одного из местных племен. За те тринадцать лет, что он провел на Святой земле, Гюи не только работал мечом, но и старательно учился. Ему из опыта было известно, что неподготовленные к разным передрягам на территории врага молокососы погибают первыми. На втором месте после них выстраивали очередь в чистилище неучи, глупцы и невежды. Если ты научишься понимать обычаи язычников или их наречие - всегда узнаешь, когда тебе с улыбкой подносят в чаше яд или почему нельзя пристально смотреть на сарацинских женщин в далёких походах.

- Ты знаешь латынь? – вдруг опомнившись, спросил барон турка.

- Милостью Аллаха. Но лучше бы его не знать.

- Кто ты, какого рода? - Гюи хотел разговорить пленника. Сразу после боя у них не было времени перекинуться с ним даже словом. То, что Бертран не перерезал несостоявшемуся убийце барона горло, уже было чудом. Скорее всего, сыграла роль хорошая одежда пленника и, как следствие – возможность выкупа. Так что желание Бертрана передать решение судьбы агарянина командиру вполне оправдано.

- С чего ты решил, что я буду разговаривать с тобой, христианская собака? - пленник кипел от злости.

- Что ты заладил: «собака» да «собака»? - справившись с ответным гневом, проговорил Меро. - Думаешь разозлить, ввести меня в искушение, чтобы я убил тебя без мучений, безоружного? Клянусь Святым распятием - зря. За мой глаз тебе придётся отработать в каменоломнях Иерусалима, но довести меня до греха не получится. Так как твое имя?

- Карах-ад Нур аль-Хари Зайд.

- Зайд? Не тот ли это Зайд, что был приемным сыном вашего пророка?

В чёрных глазах араба гнев сменился искренним удивлением. Похоже, молодой сарацин не ожидал от врага такого знания истории скитаний Мухаммеда.

- Истинно, так. Странно мне слышать от неверного имя своего великого деда.

- Не все мы вчера родились. И среди нас есть любопытные.

- Любопытные? Клянусь Аллахом! Как раз такие «любопытные» и ввергли в пропасть несчастий мою семью! Да будут пески Аравии неверным собакам могилой!

Чувствуя, как боль в пустой глазнице начинает буквально всаживать раскаленные гвозди внутрь головы, де Меро покрепче сжал зубы. Ох, какая это мука! Язычник, оскорбляющий своим поганым языком память рыцарей и добрых христиан и… рана, испытывающая плоть. Но Иисус терпел намного большие страдания, а значит - надо смирить гордыню, отринуть злость и гнев, как и подобает тамплиеру.

- Не возьму пока в толк, о чем ты говоришь, Хари Зайд.

- О том, что четырнадцать лет назад неверные с крестами на плащах взяли в плен и отобрали у моего брата святыню нашего рода и убили безоружного раненого отца, - почти закричал юноша, дергая плечами. - О том, что спустя год брата нашли мёртвым на тропе, ведущей к родным очагам. О том, что те же алчные франки вырезали всех жителей оазиса, где нашла приют моя семья. И только счастливый случай руками провидения опустил меня по верёвке в колодец. В холодной воде я просидел день, пока христиане обыскивали наши палатки и насиловали наших женщин. Мне было тогда всего десять лет, но я поклялся именем пророка, что отомщу и верну то, что принадлежит моему роду по праву.

Пленник, видя, что рыцарь внимательно слушает, немного успокоился и уже тише продолжал:

- Несколько лет я скитался по дорогам Палестины, разыскивая любые следы неверных. Собирал вокруг себя униженных вашей жестокостью, оскорблённых вашей жадностью. Я сражался и убивал. И вот однажды Аллах послал мне удачу. В одном пустынном селении я нашел погонщика верблюдов, оставшегося в живых после той резни, в которой был убит мой отец. Он-то и рассказал мне о семерых рыцарях с красными крестами на белых плащах, забравших моего брата, а вместе с ним и наше сокровище. С тех пор я ищу и убиваю любого владельца плаща, похожего на твой.