Копейщики - [18]

В течение часа император слушал чиновника и просматривал восковые таблички казначейства, время от времени давая указания писцам…

…В конце свитка с перечнем личных ценностей и вещей, которые следовали за ним в его многочисленных военных походах уже лет пятнадцать, Константин неожиданно обнаружил необычную запись.

«Как странно… Почему именно здесь, в кладовых нового Дворца, нашлись все эти давно забытые вещи?» - размышлял Константин, пробегая глазами написанное.

- А вот это интересно!

В середине длинного списка значился ящик со свитками из Иерусалимского храма, разрушенного Титом Флавием Веспасианом после подавления восстания иудеев в 70 году после рождества Христова, а под номером 32 другим почерком был записан пергамент, принадлежавший последнему из рода Иродов - Агриппе Марку Юлию. И в самом конце, когда император уже приготовился прервать чтение, он увидел строку: «Копьё Гая Юлия Цезаря Императора». Константин с любопытством и удивлением отложил документ и распорядился принести свитки, копьё и тексты Агриппы.

…Вечером он вспомнил о своём поручении. Среди табличек с указами, доставленных к нему на подпись, Константин заметил ларец, инкрустированный серебром. Откинув крышку и брезгливо развернув видавшую виды старую тряпку – всё, что осталось от когда-то белого холста, император увидел наконечник. Лезвие было странным образом проковано и имело необычную форму. Таких копий не делали эллины. Таких копий никогда не было у Рима. Оно не годилось, как наступательное оружие, ни для гастатов, ни для принципов, а, тем более, для триариев римской пехоты[32]. В сокрушительном порыве манипул[33] тонкая сталь сломалась бы от первого удара о железные накладки щитов противника. Конница вообще не имела копий, а только лёгкие метательные дротики. Галлы и фракийцы, арабы и нумидийцы, из которых формировалась кавалерия империи, предпочитали луки и мечи.

Константин отложил в сторону ажурный наконечник и взял в руки старый пергаментный свиток. Поблёкшие от времени записи был сделаны на неизвестном императору языке, причём на полях виднелись пометки ранних переводов на латынь. Он внимательно прочитал замечания к странному документу неизвестных знатоков истории древних царств. Речь в них шла о необычных письменных знаках, которые так и не смогли разгадать криптографы семьи Флавиев. Насколько мог понять Константин - это не был шифр Цезаря, Полибия или Энея[34]. Все эти способы тайнописи давно известны.

Константин любил странные загадки, и ему стало ещё интереснее. Неужели каллиграфы христианских курий, которые занимались распознаванием подлинности старых евангельских текстов, переводом их с арамейского и иврита на греческий, шифровальщики префектур внешнего шпионажа, которые были лучшими в Римской империи, не смогут расшифровать этот свиток? Раньше, когда император был ещё консулом и командующим легионами в Испании, всё было иначе и проще. После поимки попавшего в засаду вражеского гонца в ставку претора или трибуна уже через каких-нибудь два часа приносили дешифровку перехваченных донесений, замаскированных под обычные письма.

«Надо будет передать этот свиток жрецам и христианским епископам», - подумал император и позвонил в колокольчик.

…Работа над текстом отняла две недели у целой группы вольноотпущенников. В contunbernia[35] помимо переписчиков и переводчиков с финикийского, древнееврейского, с арамейско-галилейских наречий, включили двух христиан – знатоков Евангелий, двух иудеев – толкователей Талмуда, и двух криптографов - грека и ассирийца.

Честно говоря, Константин уже забыл об этом свитке за рутиной неотложных повседневных дел. Приходили дурные вести о восстаниях в Северной Африке и Сирии. Неспокойно было на границах Галлии и Италии. Соглядатаи в Риме доносили о зреющем заговоре внутри Сената среди сторонников старых языческих обычаев и порядков.

Правда, с некоторых пор Сенат для него значил так же мало, как в своё время для Юлия Цезаря. Но осторожность всегда была одной из лучших черт характера Константина. Лучше принять своевременные решительные меры, предупреждая возможные неприятные последствия для империи, чем безвольно ждать, пока проблемы рассосутся сами собой или расползутся опасной лавой, сжигающей всё и вся.

В один из вечеров, когда воздух стал прохладнее и жара, выпустив из своих объятий город, ушла на Восток, императору принесли для окончательной правки черновики распоряжений легионам, флоту и вспомогательным войскам. Среди вороха восковых дощечек он обнаружил тот самый потёртый, пожелтевший от времени, хрупкий на сгибах свиток Агриппы. В него был вложен другой. Ради такого дела взяли дорогой новый тонко выделанный пергамент. Он аккуратно был заполнен каллиграфической латынью.

Константин стал внимательно читать.

«Я, первосвященник Давид бен Ишай, свидетельствую в том, что переданное Священному Синедриону на вечное хранение копьё Нафталитов[36] принято мной из рук находящегося у дверей Господа и ждущего звука труб, чтобы войти в его царство, потомка славного семени Фаресов - Правителя Израиля и Иудеи царя Давида. Выполняя волю последнего из великих, в этом свитке мною скрыто под знаками, известными только мне и славному повелителю богоизбранного народа царю Давиду, да пребудет с ним вечная память иудеев, имя кузнеца, назначение, тайна непознанной до конца божественной силы наконечника копья Нафтали. Эта сила проявляется во благо и против, для и вопреки. Кто способен принять на себя тяжкое бремя ответственности и славы, ярмо долга и власти, сладкий вкус побед и полынную горечь поражений, кровь и слёзы, звуки труб и камни, скипетр и посох - тот разгадает тайну древнего искусства власти над сталью, код заклинаний и молитв, переданных из уст Давида в мои недостойные уши…»