Копейщики - [123]

- Ещё!

- Потерпите, майор. Не всех тяжёлых успели напоить.

- Я – командир польской бригады и бывший трактирный слуга в Оверне Пьер Дельзон. А вы? – Француз вытер рот рукавом мундира и вопросительно переводил взгляд с Андре на пожилого улана.

- Из ведомства Молльена – капитан Мерон. А вон тот молодой человек, - раненый в голову офицер кивнул на кирасира, - мой сын Андре.

- Если вы думаете, что я знаю, кто такой Молльен - вы глубоко ошибаетесь. Даву знаю, Мюрата знаю, Нея знаю…

- Молльен – это деньги Франции. Молльен – это казначейство.

- Так почему вам не сиделось в Париже?

- Не мне, а вот этому юноше, - Мерон ещё раз с улыбкой посмотрел на Андре. – Мне, старику, милей бокал хорошего вина, чем запах крови и пороха, а молодым подавай славу. Поэтому мы здесь. Я – по делам казначейства, а он – при мне офицером по особым поручениям. Честно говоря, мне надоело тихое болото Парижа, и я благодарен сыну, что могу принести в этом походе пользу императору. Вот только для войны я уже стар, и меня не берут в действующую армию, но единственного сына я тоже не мог отпустить без присмотра. Говорят, казаки едят человечину?

- Дьявол их знает. На моих глазах ещё никого не съели. Слушайте, я видел, как вы отбивались от казаков у пушек. Все бы были такими стариками, как вы!

Француз подумал немного и предложил:

- Если казаки не вернутся нас добить и мы выберемся отсюда, присоединяйтесь к нашей бригаде. Мои офицеры все лежат вон там, - Пьер Дельзон повёл глазами на поле усеянное трупами.

- Я стар, Пьер. Снабжение войск – вот моя стихия. Если есть вакантное место казначея или фуражира - тогда другое дело.

Дельзон согласно кивнул.

- Значит, договорились. Только вы уж сами решайте вопрос с казначейством о вашем переводе в мою бригаду.

Солнце медленно опускалось за недалёкий лес, день померк, стало прохладнее. Несколько человек умерло, и их пришлось отнести за ограду церкви и положить в стороне.

Уже в сумерках на раненых наткнулся французский разъезд.

***

- Вот за это и не люблю войну… - Андре вытер пот шейным платком. - Негде принять ванну.

- Вон ближайший ручей, – генерал показал подбородком на густой кустарник, повторяющий изгибы узкой речки.

- Да, конечно, но ведь придётся опять надевать потный грязный мундир.

- Ты скажи спасибо, что в неразберихе первых дней войны нам удалось стать своими во французских войсках.

- Я знал - ты что-нибудь обязательно придумал бы. А ещё был уверен, что отыщется и наша коляска под Вильно. Приятно думать о запасах белья и чистых мундирах. Но, увы…

- Лучше держи открытыми глаза и уши. Мы почти под Смоленском, а наша цель также далека, как сейчас тот мост, возле которого стоял Наполеон.

- Тише, нас догоняет чей-то конвой.

Сзади в клубах пыли по дороге приближался отряд кавалеристов. Во главе эскорта, покачиваясь на мягких рессорах, плыла чёрная лакированная карета.

- Дорогу!

Громкие голоса всадников в сверкающих кирасах заставили обоз с продовольствием съехать с колеи. Карета прошла в двух шагах, едва не задевая повозки на обочинах. На запылённой дверце мелькнул герб Наполеона. Андре рассмотрел золотого орла на синем фоне, королевскую мантию, усеянную пчёлами, и орден почётного легиона.

Лошадь Андре рванулась вслед за конвоем, но кто-то схватил её за повод.

- Не горячись, - спокойный голос отца охладил пылкий порыв лейтенанта.

Эскорт Бонапарта проехал шагов двести и остановился возле колонны солдат. Это были ветераны старой гвардии, догоняющие свои батальоны после лазаретов.

Андре, не спеша, подъехал ближе.

- Да здравствует император! – прокатилось по рядам военных.

Бонапарт вышел из коляски.

- А, старина Либера! – Наполеон подошёл к одному из ветеранов, встал на носки и положил руку ему на плечо. - Я рад, что ты жив, и немного огорчён.

- Почему, сир?

- Потому, что вижу на тебе нашивки капрала.

- Ничего, сир, мой штык капрала ничуть не хуже сабли вон того лейтенанта, - огромный гренадер показал пальцем на Андре.

- Помни, Либера. Каждый солдат моей армии носит в своём ранце маршальский жезл[183].

- А скажи, Либера, не жаль тебе красоток Марселя? Ведь тебя нет с ними уже лет десять. Я ведь помню, каким ты был в Египетском походе. А сейчас постарел и поседел. Не пора ли на покой?

- Вы меня обижаете, сир. Я и вот эти парни, - Либера показал рукой на ряды гренадеров, - не могли отпустить Вас в Москву одного, – ветераны, с любовью глядя на своего императора, засмеялись.

Наполеон узкой ладонью похлопал солдата по спине и немного театрально воскликнул:

- Вот она – преданность гвардии!

Он забрался в коляску, подозвал адъютанта.

- Моя ставка с этой ночи у Нея. Распорядитесь о моих вещах. Вперёд!

Лошади тронули, и под крики ветеранов конвой скрылся в пыли.

- Ты слышал, Андре? – шепнул на ухо Мерон сыну. - Не торопясь, на расстоянии следуй за конвоем. Осмотрись там на месте. Под Смоленском много лесов. Это хорошо. А потом… нас уже видели адъютанты императора и его охрана. Это значит - наши лица они запомнили. Мы не вызовем подозрений, появившись рядом со ставкой.

По шагам часовых можно было отсчитывать секунды. Время приближалось к трём часам ночи. Пламя костров между палатками прибивало лёгким ветром книзу, оставляя в тени широкие полосы высокой травы. Большая деревенская изба чернела огромным пятном на фоне белой стены православного храма. Дома поменьше рассыпались широким кольцом вокруг церкви, утонув в садах.