Копейка - [17]

— Пойдем лучше в лес, — предложил я. — Березового соку напьемся.

Олег покачал головой. У него даже стриженый затылок вспотел.

— Хочешь на озеро?

Олег поставил вилы к стене, и мы вышли из конюшни.

— Думаешь, за трудодень работаю? — спросил он.

— Не задаром же?

Олег присел на телегу, которая стояла возле конюшни, посмотрел на свои руки.

— Мозоли? — спросил я.

— Мозоли — ерунда.

Олег негромко свистнул. Из кустов, что обступили нашу маленькую речку, послышалось ржание. Раздвинулись ветви, и на тропинку степенно вышел черный жеребец с короткой щеткой гривы. Жеребец радостно закивал и потрусил к нам. Олег смотрел на него, и я не узнавал Бамбулу.

— Ах ты морда, — ласково сказал Олег. — Сахару хочешь? А у меня — вот те раз — нету!

Он достал из кармана горбушку хлеба.

— Пожуй…

Жеребец вытянул мягкие губы и осторожно взял с ладони хлеб. Съел и снова энергично закивал красивой головой: дескать, спасибо, хочу еще.

— Ах ты морда, — сказал Олег, запуская руку в жесткую гриву. Более ласковых слов для своего любимца у Бамбулы не было. Но жеребец не обижался. Он тоже ласково смотрел на Олега и помахивал длинным роскошным хвостом. Гладкая шерсть его лоснилась. Это был лучший племенной жеребец. На нем не пахали и не сеяли. На нем раньше ездил председатель колхоза в район и в город. А сейчас никто не ездит. Оттого жеребец такой гладкий.

У дяди Матвея ноги длинные, он и без транспорта всюду поспевает. Жеребец добродушно взглянул на меня своими черными с голубоватым отливом глазами и кивнул. Забавный конь.

Олег спрыгнул с телеги, обошел жеребца кругом, похлопал по шее и ловко вскочил на него. Жеребец напружинился, крутнулся на месте и наметом ударился от конюшни. Олег пригнулся, руками вцепился в гриву. Жеребец скакал легко; дробный топот становился все глуше. И вот они исчезли за лесом, Олег и жеребец. Я не знал, что Олег так хорошо держится на коне. От Бамбулы никогда лишнего слова не добьешься. Теперь понятно, почему он торчит на конюшне. За таким жеребцом и я бы согласился навоз убирать. На нем прокатиться не хуже, чем на мотоцикле. Нинка Шарова посмотрела бы, как я промчался по улице… Надо попросить Бамбулу, он даст. Только удержусь ли я на этом жеребце? Вряд ли. Мне доводилось ездить верхом на лошадях. На смирных, которых не вдруг раскачаешь на галоп. А этот — огонь!

Олег прискакал обратно. Бархатные бока у жеребца ходили, ноздри раздувались. Он остановился у телеги, опустил голову, как бы предлагая освободить его спину. Олег спрыгнул, клочком соломы отер пот с боков жеребца.

Глаза у Бамбулы щурились, будто ветер все еще дул в лицо.

— Добрый конь, — сказал Олег.

— Я думал, сбросит.

— Меня? — усмехнулся Олег. — Не сбросит… Мы с ним приятели.

Он шлепнул жеребца по темному крупу.

— Иди гуляй… Морда!

Жеребец покачал головой, прощаясь с нами, и потрусил к речке, в кусты, где росла сочная трава.

Олег взял вилы и пошел в конюшню.

— Давай помогу, — предложил я.

Олег принес из-за перегородки вилы.

— Валяй, — сказал он.

Минут пятнадцать мы молча работали. Вилы у меня были тяжелые, навоз почему-то срывался с них. Я старался не отставать от Олега. Раз он подденет, второй — я. Так удобнее было бросать в окно. Но не успел я приноровиться, как заныла спина, потом стали гореть ладони. Это верный признак: будут мозоли. Навоз все чаще срывался с вил, и мне приходилось снова поддевать. Олег, который работал, как заведенная машина, терпеливо ждал с полными вилами, пока я управлюсь. Наконец мне до чертиков надоела эта работа. Я швырнул вилы в сторону и спросил:

— Где здесь руки помыть?

— За конюшней бак, — ответил Олег. — Кишка тонка?

— Я за механизацию, — сказал я. — Ручной труд нынче не в почете. То ли дело конвейер! Сам выкидывает навоз куда надо.

— Руки придется о штаны вытирать, — сказал Олег. — Понимаешь, полотенце забыл повесить…

— Вытру, — ответил я. Еще насмехается! Я ему помог, а он… Нет, с Олегом каши не сваришь. Велика радость — конюшню убирать. А он такой, каждый день будет сюда таскаться. А потом, на этом жеребце ездить опасно. Сбросит где-нибудь — костей не соберешь. Лучше на дядином мотоцикле кататься, чем на Олеговом жеребце.

Проживу как-нибудь и без приятелей. По крайней мере, сам себе хозяин. Захотел в лес за березовым соком — иди в лес. Захотел на озеро — пожалуйста. И не надо никого уговаривать. Возьму сейчас пару бутылок — и в лес. Я там давно облюбовал одну березу…

Отворив свою калитку, я услышал голос матери:

— А я его ищу-свищу… Быстренько, на огород! Огурцы заросли по самые уши. Вот тебе урок: до вечера прополоть две грядки.

13. Я СИЖУ В ЛОПУХАХ

С огорода, где я полол огурцы, была видна крыша дома Тольки Щуки. И сарай виден, где у Щуки голубятня. Толька и Грач все еще топтались на крыше. Они что-то приколачивали. Иногда они отрывались от дела и поглядывали на наш дом. Мне очень хотелось узнать, о чем толкуют мои враги…

Матери не видно. Ушла куда-то. Мне осталось прополоть еще полгрядки. Ничего, огурцы подождут.

Я перелез через забор и огородами пробрался к Толькиному дому. Подождал, пока они повернулись ко мне спиной, и юркнул в лопухи. Здесь меня не заметят. Зато мне отсюда все слышно.