Копьё царя Соломона - [2]

— Простите, Аполлинарий, что я вытаскиваю вас из дома, зная, что вы только что прибыли из Эдинбурга, но нужна ваша консультация, — сказал он с озабоченным видом. — Вам придется поехать со мной. Это не очень далеко.

Зная, что Уолтер не стал бы меня беспокоить без особой на то нужды, я молча кивнул, предложил Уолтеру кресло и грог, а сам стал переодеваться. Через 20 минут мы уже спускались по лестнице. На улице нас ждал кэб.

Пока мы ехали, а путь лежал в Бэконсфилд, маленький и тихий аристократический городок в 25 милях от Лондона, Уолтер рассказал мне, что сегодня утром в Скотленд-Ярд сообщили, что найден мертвым в своем загородном доме баронет, сэр Джеймс Бэконсфилд, фигура хорошо известная в широких кругах лондонского общества. Примерно за год до этого сэр Джеймс, человек светский, вдруг резко изменил свой образ жизни, заперся анахоретом в своем поместье, перестал принимать кого-бы то ни было, сам не выезжал, все контакты с внешним миром осуществлял только через своего старого преданного слугу. Свет быстро о нем забыл. И вот, сегодня рано утром, был прислан человек из Бэконсфилда с известием, что баронет найден вчера вечером мертвым в своем кабинете. Уолтер, захватив с собой известного врача и патологоанатома госпиталя Святой Марии, Джозефа Пеппера, тут же отправился в Бэконсфилд».

— Это было очень странное убийство, — продолжал Аполлинарий. — Кому мог мешать этот человек, живший отшельником в своем поместье? Никаких особенных ценностей, которые можно было легко похитить, например, драгоценностей, у него в доме не хранилось. Его кузина, единственный человек из всей его многочисленной семьи, которого он допускал к себе, сказала, что из дома ничего не пропало, что могло бы составлять хоть какую-то ценность, да и вообще все на своих местах. Скотленд-Ярд начал расследование, стараясь выявить всех, кто имел хоть какое-то отношение к баронету. Я привез с собой копию протокола осмотра тела баронета. Доктор Пеппер не обнаружил явных признаков насильственной смерти. Впечатление было такое, что человек просто заснул и не проснулся. Только чуть-чуть посиневшие губы и в углах рта немного пены. Доктор Пеппер взял эту пену на исследование на предмет обнаружения яда. Внешне картина как будто похожа на отравление. Но чем? Баронет сидел в кресле у камина. В руке у него была серебряная рюмка. Он, видимо, опрокинул на ее на себя. Судя по всему, он пил херес. На каминной доске стояла бутылка, почти полная хереса. Сыщики очень внимательно осмотрели труп. На шее они обнаружили еле заметную точечную царапину. И ничего больше, что могло бы пролить свет на это, я полагаю, преступление. Только одна странность — на правой стороне груди, на расстоянии примерно ладони от соска, татуировка красного цвета — равнобедренный треугольник с коротким основанием и длинными сторонами. Тело тренированное, ухоженное.

— Никаких запахов в комнате, вы не обратили внимания? — спросил внимательно слушавший Ник.

— Да, конечно, после случая с дочерью персидского консула я всегда стараюсь обращать внимание на запахи. Но в комнате было приоткрыто окно и запах должен был выветриться.

— А что, при лондонской сырости баронет любил проветривать комнату? — удивился Ник. — Вам это не показалось странным, Аполлинарий?

— Показалось. Мы стали допрашивать старого слугу. Это преданный слуга, он был практически и экономом, и камердинером. В смерти баронета он, скорее всего, не был заинтересован. Было видно, что он сильно расстроен, время от времени он вытаскивал огромный носовой платок и громко сморкался, видимо, пытаясь скрыть слезы. Он был тоже удивлен полуоткрытым окном. Баронет любил тепло и, как только становилось прохладно, всегда велел топить камин. Слуга сказал, что баронет любил сидеть в кресле у камина. Его любимым занятием в часы отдыха было сидеть с вытянутыми вперед ногами, ближе к огню, наблюдая, как огонь перескакивает с одного полена на другое, ворошить горячие угли и медленно потягивать рюмочку хереса.

— Хереса? — насторожился Ник, вспомнив, что в рассказе Кикодзе херес уже присутствовал. — А вы…

— Да, конечно, — не дожидаясь конца вопроса поспешно ответил Аполлинарий. — У баронета хранился небольшой запас хереса, который пополнялся по мере надобности. Причем херес двух сортов — испанский и армянский. Армянского в запасе оказалось вдвое больше, чем испанского. Мы проверили початую бутылку, ту, которая стояла на каминной доске, это был армянский херес — превосходный, ваш покорный слуга проверил это на себе.

— Мальчишество…, - проворчал Ник. — Так, стало быть, отравление хересом отпадает.

— Собственно, из-за этого армянского хереса я, как кавказец, и был призван участвовать в расследовании, — пояснил Аполлинарий.

— Далее, было осмотрено самым тщательным образом окно, — продолжал он. — Ничего подозрительного. Впечатление такое, что баронет сам его открыл. Но для чего? Чтобы выглянуть наружу? Или проветрить комнату? Но почему он тогда не вызвал слугу? В общем, как всегда в начале расследования, загадок больше, чем следовало бы.

Лили, как всегда внимательно слушавшая, склонив немного головку в темными кудряшками, вдруг повернулась к Аполлинарию: