Коп из полиции нравов - [202]

Да он на одних зубах сможет вскарабкаться на утес, даже если пули изрешетят его, как дуршлаг. В секретной службе он всегда считался железным человеком. Дайте ему пистолет-пулемет «стэн», он выполнит задание и обязательно к утру вернется. Добрый старина Билл Кери. Ему не в диковинку одной рукой вести самолет, а другой зажимать рану, пока ее не залатает хирург.

Тут меня что-то остановило. В ушах стоял такой шум, словно рядом маршировал гвардейский батальон. Рана в боку немного успокоилась, зато тело стало неметь.

Я даже не поднимал головы, а просто полз, выискивая глазами, куда в очередной раз упереться локтем. И после всего этого мне еще предстояло на своем «Бобре» удирать из России!

Пришлось прилечь на дно овражка и прижаться лицом к холодному, мокрому песку. Я не знал, сколько удалось проползти. Пятнадцать ярдов, двадцать, а может быть, двадцать пять. Я только знал, что прополз довольно далеко, может быть, слишком далеко. И теперь хотел спать.

Меня разбудила вода, которая плескалась перед лицом. Я открыл рот, подождал, пока он наполнится водой, и проглотил. Гул в ушах стих. Я снова отдавал себе отчет, где нахожусь, и снова был готов к схватке. Но долго это продолжаться не могло. Что бы ни пришлось сделать, начинать нужно было сейчас. Пошевелив правой рукой, я даже рад был снова ощутить боль. К телу вернулась чувствительность. Я медленно поднял голову, прислушался и осмотрелся.

И тут я понял, что за шум был у меня в ушах. Откуда-то слева, издалека, слышался рокот вертолета. Вероятно, он прочесывал длинное озеро. Скоро он вернется, и с этим я ничего поделать не мог.

Теперь я оказался в нескольких футах от небольшого каменистого уступа на дне овражка, а за ним тот сворачивал влево, но затем снова изгибался вправо. В восьми или девяти ярдах дальше была навалена куча больших камней.

Я ее внимательно изучил. Она вздымалась футов на восемь и образовывала нечто вроде крепостного вала, направленного немного вправо от меня. И это не была какая-нибудь дуга или цепь, а просто куча футов тридцать в поперечнике. Позади нее виднелась еще пара куч поменьше.

Канава проходила через ее середину и потом снова уходила влево. Именно там и должен был находиться Хомер.

Он был достаточно опытен, чтобы не спрятаться в этой груде, где его легко было бы заметить на фоне неба и со всех сторон окружали камни, грозившие рикошетом. Хомер наверняка засел где-то с краю, где с одной стороны его защищала каменная стена, а с другой — овражек. Единственное уязвимое место было у него с тыла, но он знал, что меня там пока нет, верил зоркости своих глаз и надежности своего оружия.

Довольно небезосновательная вера.

Теперь мне либо нужно было обойти его ползком и зайти сзади, а это значило сделать крюк на пятьдесят ярдов по кустам и гнилью, что трудно проделать бесшумно. Или же оставалось ползти вперед и оказаться у него на мушке. Вот так обстояло дело, только я не собирался никуда ползти. Все должно было решиться на этом месте.

Мне удалось добраться до каменистого уступа, правда, я разбередил свою рану, и снова началось кровотечение.

Поперек него я положил ружье, стараясь повыше задрать дуло, чтобы в него не попала вода, а потом взял в левую руку револьвер. Насколько я помнил, у него был очень легкий и чувствительный спуск. Так и положено: тот, кто не пожалел времени, чтобы спилить предохранительную скобу, наверняка поработал и над спусковым крючком. У только что вышедших с завода «смит энд вессонов» спусковой крючок был довольно тугим.

Мне оставалось только надеяться, что спуск достаточно чувствителен. Я зажал револьвер в своей куртке и взвел курок до отказа. Он подался назад с легким щелчком, прогремевшим для меня, как колокола страшного суда, хотя наверняка даже в трех футах его слышно не было. Перевернувшись на правый бок, я подождал, пока уляжется боль, и бросил револьвер, как ручную гранату, в самую середину груды камней. А сам схватился за ружье.

Револьвер выстрелил, за спиной Хомера раздался грохот, и вспышка выхватила из темноты огромную груду камней. Хомер вскочил и повернулся назад.

Он оказался немного дальше, чем я предполагал, как раз за уступом первого валуна. Хомер развернулся в овражке спиной ко мне, прицелившись из винтовки в то место, откуда раздался выстрел.

И тогда я дважды разрядил ружье в его спину.

Казалось, прошла вечность, пока эхо выстрелов перестало греметь в моих ушах и вспышки перестали слепить глаза. Я оторвал щеку от холодного ложа своего дробовика и посмотрел в сторону камней.

Ничего не было видно, лишь монотонное урчание вертолета нарушало тишину. Он возвращался. По правилам мне полагалось перезарядить ружье и осторожно подкрасться к своей цели. Но мне было не до того, тем более что все так или иначе должно было закончиться. Облокотившись на ружье; я выпрямился. Лес у меня в глазах покачнулся и встал на место. Я заковылял по оврагу к камням.

Он там лежал ничком на камне, а ноги остались в овражке. На охотничьей куртке между лопаток проступило множество пятен, которые быстро увеличивались в размерах. Я присел рядом и перевернул его на спину. Хомер упал в канаву, и тоненькая струйка воды шевелила его волосы.