Конвейер ГПУ - [15]

Благодаря этой разрушительной работе воздушный флот Tуркмении из мощной передовой организации уже к концу 1938 года превратился в собрание никчемных, склочных людей с окончательно разрушенным самолетным парком. Лучшие люди арестованы, воздушный Флот развален, инициаторы получили повышения и ордена — цель достигнута. Все эти преступные провокации могли широко культивироваться в обстановке террора, созданного «мудрым отцом». отделившимся от «безгранично любящих его детей» сплошной стеной агентов ГПУ. Подхалимство и неприкрытая лесть, выросли в культ и заменяли деловые качества честных людей. Густая сеть сексотов ГПУ окутывало паутиной всю страну. Вся эта армия, состоящая из отбросов и не умеющая честно зарабатывать кусок хлеба, меньше всего, как и их хозяева, интересовалась выявлением настоящих преступников. Самое беззастенчивое сведение личных счетов, особенно в отношении строгих и справедливых начальников, свило себе пышное гнездо. Специалист, честно работающий, задыхался в этой насыщенной подхалимством обстановке. Ответственные посты давались тем, кто нелегально работал и доносил всякие вымыслы в ГПУ. Появился новый сорт узаконенных лодырей, называемых «активистами». От них не требовалось не только знания дела, но даже «элементарной честности». Достаточно на каждом собрании, бить себя в грудь, надрывно кричать:

— Товарищи, не забывайте, что и здесь, среди сидящих, притаились враги народа. Бдительность и еще раз бдительность! Берите под подозрение всех людей не чисто пролетарского происхождения, смотрите зорко за интеллигентами, умейте читать их мысли под шляпой.

— Ну, а в общем — да здравствует наш любимый, родной, единственный, самый мудрый товарищ Сталин. — ура!

Наконец я благополучно досидел в камере № 19 до 30 июля 1938 года. Вызовов на допросы не было. Вероятно, конвейер, несмотря на все увеличивающуюся пропускную способность, все же не справлялся с поступающими преступниками.

Днем 30 июля открывается форточка и голос надзирателя произносит:

— Мальцев есть? — Отвечаю: — Я.

— Панкратов есть?

Мой первый сосед по камере № 23, немного побледнев, отвечает также. Голос надзирателя произносит:

— Соберись быстро с вещами.

Пришло время расставаться с камерой № 19, из которой я был взят на конвейер, открывший мне окончательно глаза на оборотную сторону медали советской демократии. Собрав свои пожитки, ждем тюремного надзирателя. Самочувствие спокойное. Днем на расстрел не уводят. Делаем догадки — куда нас повезут? Наконец открывается дверь и мы последний раз кивком головы прощаемся с остающимися. Выйдя во двор, нас подвели к «черному ворону». Так среди арестантов называлась тюремная автомашина, имеющая восемь клеток без света и воздуха.

Каждое гнездо нормально рассчитано на сиденье одного человека. Но вероятно отправляемая партия была достаточно большой и, в целях экономии бензина, нас с полковником Панкратовым начали засовывать в одну клетку. Операция эта оказалась далеко не из легких, так как мой сосед имел весьма внушительную фигуру, а я до тюрьмы также весил 90 килограмм. После ожесточенных усилий и ругани стражи, последним все же удалось вдавить нас и захлопнуть дверцу на автоматический замок. Мой сосед буквально врос в меня, и я не мог шевельнуть ни одним пальцем. Процедура заполнения других клеток продолжалась минут десять. При этом соблюдались строжайшая конспирация. Никто из нас не должен был знать и видеть сидящих в соседних купе.

Температура в Средней Азии в эти месяцы доходит до 70°. Наша клетка, герметически закрытая, обитая вся железом и без единого отверстия, превратилась в настоящий крематорий. Я начал буквально задыхаться. Вероятно, не лучше обстояло дело я с самочувствием Панкратова. Обливаясь потом и жадно ловя раскрытым ртом воздух, делаю нечеловеческие усилия повернуться. Вдруг звякнул автоматический замок дверцы и последняя с силой сорвалась со своего места. Сразу стало легко дышать. Но на звук немедленно прибежали привратники и с площадной бранью снова начали нас утрясать. Несмотря на всю их энергию, попытка защелкнуть замок оказалась бесполезной. К нашему счастью последний был основательно испорчен и не хотел запираться. Оставалось нас или высадить, или же везти с приоткрытой дверцей, выходящей в узкий проход посредине автомобиля. Посоветовавшись между собой, стража, как видно, решила последнее. И вот мы глотаем хотя и горячий, по все же воздух, чувствуя себя счастливцами по сравнению с соседями других клеток. Много ли надо для счастья «свободному советскому гражданину»? Я уже весело шепчу на ухо Панкратову:

— А ведь дышать-то действительно стало вольно и шепотом снова напеваю:

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек…

Минут через десять клетки заполнились, и наш «Черный ворон», издав глухой рев, двинулся в неизвестность.

Ориентироваться в маршруте приходилось по памяти. Зная хорошо расположение улиц, я начал делать вывод, что нас везут в направлении вокзала. Вероятно предстоит путь по железной дороге. Если же автомобиль проедет дальше, наше путешествие окончится переброской в большую городскую тюрьму.