Контрабандисты Тянь-Шаня - [36]

Старик повел его и Будая к самой большой юрте. Здесь вокруг очага лежали одеяла — несколько десятков, одно на другом. По всему внутреннему деревянному переплету юрты, который поддерживал войлок, были развешаны яркие шелковые ткани. У входа сидел пастух с целым мехом кумыса. Он налил большую чашку и с поклоном передал Алы. Когда пограничники вошли и разлеглись на одеялах, юноша, улыбаясь, подал чашку Осе, а потом вторую отцу.

Джантай скромно на корточках сидел у входа. Алы Подавал кумыс и улыбался. Сам он не решался ни пить, Ни есть, ни сидеть в присутствии старших.

В юрту вошла маленькая сморщенная старушка с белым тюрбаном на голове величиной с подушку. Она, была похожа на индианку. Желтое лицо с орлиным носом и резкими морщинами напоминало лицо Джантая. Целая связка ключей, показывавшая, что она старшая жена, звенела у нее сзади на косах. Будай и Кондратий поднялись с мест. Старушка робко подошла, всхлипнула и обняла Алы. Потом поклонилась гостям и скрылась из юрты.

Пограничники наслаждались отдыхом и тянули кумыс.

Соблюдая приличия, Джантай заговорил о дорогах. Это единственно важное дело, о котором говорят солидные люди. Оса отвечал подробно. Джантай сочувствовал. Потом старик хлопнул в ладоши. В юрту внесли несколько деревянных блюд с вареным мясом и печеньем, пропитанным сливочным маслом.

Малыш трех лет босиком, в маленьком кожухе, надетом на голое тело, с ревом вбежал в юрту и бросился на колени к Джантаю. За ним вбежала девочка, одетая в яркое платье. Дети кричали, возились. Потом свернулись, как котята, и, положив головы на колени старика, уснули. Джантай задумчиво улыбался.

— Это дети моих джигитов. Вот я теперь совсем старый, как нянька. Мои глаза видят далеко, а близко ничего не видят. Ноги и руки слабые. Старый орел не может летать далеко. Со мною ушли в горы двадцать юрт. Много детей родилось за это время. Я хочу, чтобы они жили спокойно. Я пойду в долину на пшеницу.

— Он говорит: хочет земледелие занимайса, — подсказал Джанмурчи.

До сих пор он не проронил ни слова, но теперь слегка опьянел от кумыса, и у него явилось тщеславное желание блеснуть знанием русского языка.

Не обратив на него внимания, Оса сказал, обращаясь к Джантаю:

— Я могу дать тебе разрешение, ты поедешь и будешь жить спокойно.

— Отец мой, командир говорит правду, — сказал Алы. Джантай продолжал:

— Пей кумыс, хорошо спи. Потом будем разговаривать.

Он вышел из юрты. Алы и Джанмурчи последовали за ним. Юноша сел снаружи около юрты. Этого требовал обычай. Проснувшись, почетный гость мог сразу, позвать хозяина. Оса пробормотал что-то Будаю, растянулся, обняв свой карабин, и заснул как убитый. Будай не мог спать. На походе по ночам он то беседовал с часовыми, то просто молчал по целым часам, глядя в костер. Когда никого не было кругом, он курил опий. Все знали о его горе, и потому никто не обращался к нему с вопросами и не заговаривал. Будай ехал как будто сам по себе. Теперь, оставшись один, он тороплива достал из кармана опий и закурил. Алы услышал запах опия, но даже не шелохнулся. Джантай подошел и сел на корточки около сына. Он хотел поболтать с ним, но услышал знакомый запах, строго посмотрел на юношу и сказал:

— Нехорошо тревожить достойного человека, если он делает что-нибудь тайное.

— Я не смотрел туда, отец мой, — ответил Алы.

После этого они долго тихо разговаривали о чем-то.

Вдруг полог юрты поднялся, и Кондратий шагнул наружу.

— Ты чего тут сидишь? — обратился он к Алы.

Джантай и Алы, видя, что теперь они не помешают, вошли в юрту. Будай неподвижно сидел у огня. Перед этим он раздувал угли, и теперь по всей юрте летела зола. Его седая голова стала совсем белой. Джантай с сочувствием посмотрел на него.

— Джантай, — сказал Оса, — я нашел много опия, мне нужно триста лошадей.

— Лошади есть, я перевезу тебе весь опий, только ты пошли своих людей, чтобы его охраняли.

— Я сейчас вышлю караул.

— Пусть мои гости отдыхают, — возразил Джантай.

Дай двух человек, и этого будет довольно. Я пошлю своих джигитов, чтобы они берегли опий.

Оса прижал руку к сердцу. Джантай повернулся к Будаю:

— Не кури опий, пусть утешится твоя душа, мы найдем твою жену.

Будай протрезвел и вскочил на ноги.

— Ты знаешь, где она?

— Я поймал одного шакала. Кто знает, когда шакал говорит правду. Но я думаю, мы ее найдем. Гей! — закричал он и хлопнул в ладоши.

Два рослых джигита ввели связанного человека. Это был Золотой Рот. Исцарапанный, покрытый синяками, он нагло улыбнулся, но, взглянув в лицо Джантая, тоскливо Огляделся и сразу присмирел.

Глава II. ПОИСКИ МАРИАННЫ

Командир, — проговорил Джантай, разглаживая жесткие, как проволока, усы. — Он ходит позади каждой большой контрабанды и собирает лошадей. Он знает Много.

Лицо Кондратия заострилось и стало твердым. Молчание в юрте длилось несколько минут. Оно было хуже самых диких угроз. Оса о чем-то думал и невидящим взглядом уперся в лицо шакала. Медленная улыбка Кондратия отразилась, как в кривом зеркале, на лице пленника. Оно исказилось и побледнело. А глаза расширились, сделавшись почти бессмысленными от ужаса.

— Ну, что же, будем торговаться? — медленно и зловеще спросил Оса.