Полнейшим антиподом этому дядьке, воспринимался невозмутимый учитель англи́йского языка, настоящий уроженец туманного Альбиона, мистер Адиссон. Особенно чётко прорисовывались характерные черты преподавателя, присущие только ему, его немного надменный взгляд серых, холодных как айсберг глаз; невозмутимая маска-лицо, вместо нормальной, человеческой, живой мимики. И как неотъемлемое приложение ко всему этому, короткая, деревянная указка, которая неизменно находилась в руках этого сноба. Та самая, что часто, в самые неожиданные моменты, стучала по столешнице парты, или глухо хлыстала по несчастной спине Митяя — друга по учёбе. Митяй, это младший сын конюха Акима, мальчишку взяли в обучение с одним лишь условием, он, как сверстник Александра, будет всё время находиться рядом с хозяйским отпрыском, а заодно, станет неким подобием мальчика для битья. Впрочем, причём тут подобие? Сын конюха таковым и являлся. Ну, не всё было так плохо, телесные наказания имели место только тогда, когда у преподавателей возникала необходимость за что-либо наказать Александра младшего, не чаще. Вот такие, абсурдные, но при этом, весьма реалистичные галлюцинации зародились в результате судорожного припадка. Просто необъяснимая, сюрреалистичная жуть.
Дурной сон окончился, и сменился пустотой, а за нею, сквозь ватную стену безмолвия, по капельке, начала просачиваться реальность. Тело, измученное хаосом мощнейших сокращений мышц, болело, и весьма настойчиво, неумолимо, требовало покоя. И на грани восприятия слышался испуганный, визгливый голос, жуткой скороговоркой выговаривавший слова:
— Мистер Бедивир, мистер Бедивир, хвала святой Катарине, этот русский жив. Его колотит падучая, и, судя по всему, несмотря ни на что, умирать он не собирается!
— О Пип, я же вам говорил, что эти варвары, обладают феноменальной живучестью. — послышался басовитый голос, и судя по смещению его источника, говоривший человек, неспешно приближался к пыточному креслу. — Я думаю, что все мои умозаключения верны, просто закралась небольшая ошибка в расчётах. Потому что наша терапия, рассчитанная на цивилизованного индивидуума, на них не действует. Отвяжите этого дикого славянина, пусть он пока полежит на кушетке, это время мы также зачтём в оплату посещения. Как-никак, но он будет находиться в нашей клинике и занимать место, а это значит, что мы, официально, продолжаем его лечение. А следующему туземцу, мы немного уменьшим…
Мистер Бедивир не успел уточнить, что он собирается уменьшить некому туземцу, так как его перебил возмущённый выкрик, судя по голосу, какого-то молодого человека:
— Ах вы, чёртовы эскулапы! Англи́йские шарлатаны — Быдло заморское! Это мы для вас варвары? Александр Юрьевич для тебя, знахарская морда, варвар? Да я тебя…!
Таких эпитетов и оборотов речи, которые неудержимым потоком обрушились на голову лекарей, Владимир никогда не слышал. Вроде как не было произнесено ни единого матерного слова, однако более оскорбительной речи, нельзя было представить. Молодец, так лихо бранивший импортных костоправов, начал это делать на языке Шекспира, после, неожиданно, резко перешёл на великорусскую речь. Кононов с радостью узнал свой родной язык, однако он, отличался от привычного, примерно так, как белорусский от украинского. И снова, телом завладели судороги, а разумом вспышки молний, безжалостно вбивающие в него чужие воспоминания. На этот раз, пытка была невыносимой, и казалось, бесконечно длящийся ад никогда не окончится, но и он, спустя "вечность", сменился милостивой пустотой мрака.
Это пробуждение оказалось более гуманным. Не было с маниакальным упорством, терзающей измученное тело боли и затмевающей весь белый свет мигрени. Хотя мышцы ощущались так, как будто они были перегружены интенсивной, силовой тренировкой и после только что перенесённых пыток, это ощущение воспринималось внеземным блаженством.
Перед глазами, пока что стояла серая пелена, но вот вернулся слух, и стали различимы глухие удары, как будто били чем-то тяжёлым по мягкому, податливому телу. И судя по сдавленным стонам, на самом деле, где-то рядом, кого-то избивали. Эти звуки доносились спереди и слева или приблизительно оттуда. А вот сзади, неожиданно кто-то громко и надрывно заверещал, судя по высокой ноте — женщина. А уже знакомый молодой голос, также доносившийся из-за спины, вещал, с брезгливыми нотками:
"Я тебя шельмец, со света сживу, вожжами, на конюшне запорю. Нечисть ты островная. Не приведи господь, Алекс не очнётся, или ваши английские камлания ему как-либо навредят. Шаманы — недоучки! Сгною…"
Что происходило дальше, Кононов не слышал. Его сознание вновь затуманилось, и его снова поглотила спасительная тьма. На сей раз не было ни вспышек, ни сверкающих молний, ни боли. Мозг, перегруженный болевым шоком и воздействием безжалостного стробоскопа, в очередной раз вбивающего чужие воспоминания, а быть может бредовые галлюцинации, отключился. И будь у человека, погрузившегося в эту непроглядную пустоту возможность это осознать, он бы обрадовался этому неожиданному подарку судьбы — блаженной пустоте безмолвной бездны.
