Конторские будни - [37]

— Да нет, я спросила о ваших интересах.

— А-а. Я, значит, не с того конца, как говорится, начал. Какие, стало быть, интересы у меня? Ну, я, конечно, люблю посидеть за чаркой, как мы с вами сейчас. Не хотите ли, кстати, еще чарочку этой сладкой водицы?

— Что ж, вообще-то она сравнительно ничего.

— Очень даже ничего. Так хотите?

— Пожалуй. Только вместе с вами.

Грайс подошел к стойке и заказал еще два бокала соавэ, В следующий раз он обязательно возьмет сразу бутылку. Ведь порциями-то получается гораздо дороже.

— Что еще? — снова заговорил он о своих интересах, когда они обсудили, что бармен здорово недоливает бокалы. — Я, разумеется, много времени провожу у нашего гроба живых картин, если так можно выразиться. Вы вчера смотрели «О господи, опять Селвин Жаббс!»?

Пам покачала головой,

— А мне понравилось! — чуть вызывающе, словно она его осуждала, воскликнул он. — Там есть прямо-таки великолепные повороты сюжета, кто бы их ни придумывал.

Пам по-прежнему, только теперь немного медленнее, покачивала головой, выражая легкую насмешку или, пожалуй, полное равнодушие — но уж во всяком случае нисколько не осуждая свою, так сказать, необразованность. Если он будет продолжать в том же духе, она просто перестанет его слушать.

— Вообще-то я, конечно, слишком часто сижу у телевизора, — признал он, — поддался, знаете ли, дурной привычке. Надо бы почаще выходить…

— А куда вы обычно выходите?

— Да в том-то все и дело! Куда, собственно, можно выйти? Мне обязательно надо чем-нибудь заняться. Вы вот упоминали… альбионскую труппу, правильно я понял?

— Я думала, вам это неинтересно.

— Что вы, наоборот. Или, лучше сказать, небезынтересно. Я с удовольствием к вам зашел бы — на первый раз просто посмотреть. А там — кто знает? — может из меня получится первоклассный Гамлет!

Пам улыбнулась, но молча. Она не поддержала и другую его шутку, — что ему, мол, с его данными лучше всего, наверно, играть в массовых сценах и по возможности спиной к зрителям.

Она просто сменила предмет разговора.

— А что вы думаете о «Коварном Альбионе» после вашей первой трудовой недели?

Эге, у нее явно прорезались Сидзовы интонации. Грайсу не раз рассказывали про женщин-мартышек, рабски подражающих своим любовникам. Его сердце сжала когтистая лапа ревности, хотя до сих пор ему было неведомо это чувство. Староват я для ревности, мысленно усмехнулся он. А стало быть, утопим-ка ее в вине.

— Что ж тут можно сказать? — осторожно откликнулся он, хлебнув из бокала. — Фирма как фирма.

— И вас не тяготит ваша работа?

— Ну, по-моему, в «Коварном Альбионе» никто особенно не перетруждается.

— А пустая бумажная волокита вас не удручает?

— В каком смысле «не удручает»?

— В прямом, конечно.

И тут Грайс опять отметил, что Пам иногда очень въедливо допрашивает своих собеседников. Первый раз это пришло ему в голову, когда она спорила за обедом с Сидзом, но тогда он как-то не обратил на это внимания. Его, надо сказать, не слишком интересовала личность Пам. Он просто считал, что ему в жизни кой-чего не хватает, и решил сдобрить ее пикантной интрижкой. Новая служба, про особенности которой Пегги будет знать только с его слов, предоставила ему вроде бы такую возможность, а Пам была самым подходящим кандидатом на роль любовницы. Нравится ли она ему как человек, он успеет решить потом.

— Боюсь, что я вас все же не совсем понимаю.

Пам тяжко вздохнула, словно бы подавленная его примитивностью. Очень, к сожалению, характерные для нее штучки-дрючки.

— Не знаю даже, как бы это сказать попроще. Вы у нас обретаетесь уже неделю. И никто здесь, по вашим наблюдениям, особенно не утруждается — мягко говоря. Причем так у нас всегда.

— Вот и прекрасно, — отозвался Грайс. Он, конечно, мог бы рассказать ей, чтоб она не считала его дурачком, и о других своих наблюдениях — например, про странности внутриальбионского телефонного справочника, — но тогда ему пришлось бы признаться, что он отпирал копландский шкаф, а это было ни к чему.

— Значит, вас не удручает пустопорожняя бумажная волокита?

— Разумеется, нет. Наше дело конторское — платили бы жалованье.

— А некоторых, знаете ли, удручает. Вы никогда не прислушивались к воркотне миссис Рашман?

— Вот уж кто отнюдь не перегружен работой — мягко говоря, — саркастически заметил Грайс, на мгновение забыв, что Паи с миссис Рашман — приятельницы. Во всяком случае, они вечно шушукались по углам.

— Правильно. Это-то ее и удручает. Именно поэтому, насколько я понимаю, она и уволится отсюда, как только выйдет замуж. Ей кажется, что она не заслуживает своего жалованья.

— А кто в наши дни заслуживает?..

— Или вот мистер Хаким. Его с самого начала возмутили здешние порядки. И он до сих пор мучается, что ему приходится бездельничать на работе.

— Он должен радоваться, что нашел какую-никакую работу!.. Да и каждый из нас должен радоваться, разве нет? — Грайс добавил последнюю фразу, чтобы не показаться расистом. Пам все больше левела в его глазах.

— Вообще говоря, конечно. Но вы должны признать, что мы тратим впустую уйму рабочего времени. А время, как говорится, деньги. И кто-то обязательно должен за него платить.