Конторские будни - [12]

Грайсу не дано было знать, ощущают ли они, как и он, сосущий холод под ложечкой. Он, впрочем, заметил, что второй из трех его собратьев по увольнению воспылал вдруг пламенной страстью к скачкам и начал покупать ранний выпуск вечерней газеты, где печатались не только программы скачек, но и объявления о работе. «Не давайте мне поставить все мое выходное пособие на Редрама! — умолял он коллег. — Христом богом заклинаю вас, не давайте!» Третий сокращенный принялся каждый вечер звонить своим знакомым из других фирм, чтобы пригласить их после работы в бар «на бокальчик вина». Ну а Парслоу, узнав о своем сокращении, стал яростно названивать торговцам лесоматериалами, приценяясь к мелким партиям товарной древесины. Сам Грайс беспрестанно размышлял про все растущее количество безработных и вспоминал статьи из «Дейли мейл», в которых рассказывалось о служащих его возраста, «навеки распростившихся со своими конторскими столами». Он заметил, что ему очень часто приходится бегать в уборную.

Нет, умереть с голоду он, конечно не боялся. Приплюсовав к своим сбережениям выходное пособие, он подсчитал, что сможет жить, не меняя своих привычек, двадцать месяцев — или, немного сократившись в расходах, два года; ну, а если учесть инфляцию, то месяцев семнадцать-восемнадцать. Да и Пегги, его жена, тоже кое-что получала, работая неполный день в конторе букмекера кассиршей (он, правда, не рассказывал об этом всем и каждому), а за их домик в Форест-Хилле, доставшийся ему по наследству после смерти матери, надо было платить только налог: банковскую ссуду на строительство домика его родители выплатили полностью. В рассрочку он за последнее время ничего дорогого, счастью, не покупал, и машины у него не было, так что ему не приходилось думать о расходах на ее содержание — хотя если б она у него была, то в случае чего продав ее, он смог бы протянуть без работы на несколько месяцев дольше. Но так или иначе, а машины у него не было, да и за восемнадцать-то месяцев какая-нибудь работа ему наверняка подвернется.

А вот потерять — даже всего на несколько недель — ежедневный конторский приют ему было до смерти страшно. Много лет назад, сразу же после медового месяца, он сообразил, что с девяти утра до шести вечера его домом родным может быть только контора. Дневное затворничество в конторе доставляло ему истинное удовольствие — старые заключенные называют подобное чувство «тюремным кайфом».

Он работал в конторах с шестнадцати лет: поначалу Холборнская страховая компания, где он трудился два года; потом армейская служба и работа в Архивном управлении Военно-воздушных сил («Из конторы в контору», — писал он бывшим коллегам, адресуя свои открытки «Всем в Отделе мелких ассигнований»); потом конторская должность в государственной фирме «Причалы и внутренние водные пути», где он познакомился с Пегги; потом четыре или даже, кажется, пять разных мелких контор; и наконец — «Комформ», который он сменил теперь на «Альбион». Грайс еще в молодости понял, что ему, «конторскому трудяге», как он представлялся новым знакомым, следует поступить на работу в какой-нибудь муниципалитет, где служащим гарантирована государственная страховка и возрастающая по мере углубления инфляции пенсия. Ему было ясно, что свяжи он свою судьбу с Плановым отделом Льюишемского городского совета — а такая возможность у него когда-то была, — и он тянул бы там лямку до самой пенсии. Но ему неудержимо хотелось перейти на новое место примерно каждые три года — недаром он считал, что в его характере есть что-то от цыгана.

Он менял работу, даже когда его ожидало повышение: ему вовсе не хотелось кончать свой служебный путь начальником отдела, потому что он был вполне удовлетворен ролью рядового клерка. Его привлекала служебная повседневность — не сама работа (довольно однообразная, но, как говорится, не пыльная), а вся уютно устоявшаяся конторская атмосфера. Привыкнув к своим обязанностям, изучив ритуальные конторские шутки и местные обычаи, он с удовольствием окунался в неспешную конторскую обыденность. И если ему нравились ежегодные отпуска, то исключительно из-за возможности вволю поболтать с такими же, как он, служащими где-нибудь на теплом островке вроде Тенерифа. Отщелкивая фотоснимки на расстоянии в две тысячи миль от родного дома, он с радостью предвкушал свои послеотпускные объяснения. «А это немецкий ресторанчик, где, как я вам писал, готовят двадцать два вида бифштексов, что означает, разумеется, двадцать два способа приготовления все того же бифштекса. Эта вот смутная фигура — мой большой палец на объективе фотоаппарата или, возможно, наш официант Отто. Он, знаете ли, оказался презанятным человеком!..»

Поступи Грайс в свое время на работу в Льюишемский городской совет, он, конечно, знал бы там сейчас все ходы и выходы. Вернувшись шестнадцатого августа из отпуска, он сидел бы за плетеным столиком, попивая кофе и показывая коллегам свои отпускные фотографии… Но в его положении «избыточной рабочей силы» ему пришлось позвонить в Бюро путешествий, чтобы забрать внесенный за будущее путешествие аванс.