Конторщица-2 - [14]

Я промолчала.

Утро было … как бы это помягче сказать… ранним и преждевременным. Небо с одной стороны уже порозовело, а с другой все еще оставалось мутно-серым, в котором робко догорали последние звезды. От росы было сыро и зябковато. Запах гудрона с соседней стройки перебивал сладковатый аромат листьев ивы.

У подъезда под кустом калины на лавочке понуро дремал Петров почему-то в плюшевой жилетке на голое тело и застиранных цветастых труселях. В руках он держал скрученную толстой колбаской газету, которую бережно прижимал к животу.

Я подошла ближе — с куста порхнула заполошная птичка, обдав Петрова холодными росяными каплями, тот всхрапнул, с присвистом, однако не проснулся, и машинально прижал газету еще крепче.

— Федя, — осторожно позвала его, чтоб не напугать.

— Чо? А? — подхватился тот и ошалело закрутил головой.

— Доброе утро.

— А-а-а-а, Лидка, это ты, — узнал меня Федор, заодно щедро обдав крепким многодневным перегаром.

— Ты что тут делаешь? — спросили мы друг друга одновременно и замолчали.

Где-то вдалеке, со стороны предместья, прокричал одинокий петух, но его голос тут же утонул в грохоте трамвая.

— Сплю я тут, — пояснил Петров и потер заросший густой щетиной подбородок. — А ты?

— К Горшкову вот пришла. А почему ты на улице спишь?

— Ты что, думаешь, я тут из принципа сижу? Или из-за отчуждения от общества и тотального одиночества, а?! — сердито вскинулся Петров и пожаловался, почесываясь. — Все проще, Лидка. Ключ я где-то потерял. Раньше у нас под ковриком всегда запасной был, а теперь вот нету.

— А ты постучаться не пробовал? — хмыкнула я.

— Так нету же дома никого! — досадливо крякнул Петров, — Грубякины на дачу на все лето умотали, я Ольгу ждал, думал, она придет, а она опять всю ночь где-то шляется…

— А Горшков?

— Да заболел твой Горшков, — зевнул Петров и поёжился.

— Я знаю, что заболел, — перебила я, — но он же дома. Мог бы открыть.

— А и нет его дома, — начал аккуратно разворачивать газету Петров. — У мамашки своей отлеживается.

— А что с ним такое? — осторожно спросила я.

— Да перелом, вроде, — пожал плечами Петров и вытащил из газеты начатую бутылку портвейна. — Клопомор будешь?

— Не, мне на работу, — отмахнулась я.

— А я вот буду — хмыкнул Петров и надолго присосался к горлышку, прислушался к себе, а затем с умиротворенным видом выдал. — Чарка вина не убавит ума!

— Федь, и что, ты тут теперь весь день сидеть будешь? — забеспокоилась я, — Ольга может и на неделю загуляла. А ты теперь как?

— Да нормально, — опять зевнул Петров, — сейчас уже Михалыч со смены вернется — откроет.

— А у него разве ключ есть? — удивилась я.

— Вот бабы дуры, прости господи, — покачал головой Петров, — слесарь он.

Честно говоря, расстроилась я капитально. С Горшковым надо решать. Дальше тянуть некуда. Но вот встречаться с «высокочтимой» Элеонорой Рудольфовной неохота до крика.

Я выяснила у Петрова адрес лидочкиной свекрови и быстренько распрощалась. После работы наведаюсь.

Глава 6

Десятая пятилетка потихоньку закруглялась, но высшее образование все еще было необязательным. Для нормальной жизни большинству вполне хватало техникума, а многим и школы. Лидочка Горшкова исключением не была. Согласно диплому, она блестяще, всего-то с двумя четверками (по пению и по охране труда) закончила провинциальный железнодорожный техникум. По всем же остальным предметам, Лидочка была круглой троечницей.

Поступать в ВУЗ с таким неубедительным дипломом мне казалось сомнительным, но Иван Аркадьевич обещал посодействать. В плюс шло и целевое направление от руководства депо «Монорельс».

Так что я надеялась.

Но при этом готовилась капитально.

Времени оставалось все меньше и меньше, и я до того обнаглела, что даже на работу теперь таскала учебники, чтобы почитать в свободную минутку. Что любопытно, коллеги не раз меня засекали, когда я, к примеру, штудировала учебник Розенталя на рабочем месте, но не осуждал никто: стремление к учебе приветствовалось и преступлением не считалось.

Это утро я решила посвятить творчеству Колмогорова, так как пачку приказов по планированию перевозок еще не принесли, и примерно минут сорок у меня в запасе было.

Я как раз героически пыталась победить тригонометрические функции, когда явился мой фан-клуб (так я их про себя начала называть, после того, как они взяли на себя работу с письмами моих читателей).

— Лида! Ты не представляешь! — с порога заявила Репетун и я напряглась.

— Да! — кивнула Максимова и я, мысленно плюнув на все эти тангенсы и тождества, отложила учебник и задала провокационный вопрос:

— Что случилось?

Шлюз открылся и на меня хлынул информационный поток. В общем на обычные письма Максимова и Репетун отвечали вполне прилично, но попадались вопросы, которые ставили их в тупик.

— Ну, вот, смотри, — горячилась Репетун, лихорадочно роясь в толстой пачке раскрытых писем, — Вот оно! Ольга М. из деревни Зюзино спрашивает, «…если я каждый вечер буду мазать «Одуванчиковый» крем для рук, мой Васечка вернется?». И вот что ей я должна отвечать?

— Пиши, пусть чередует с «Ромашковым», — продиктовала я, а Максимова сдавленно хрюкнула.

— А вот слушай, что у меня. Пишет читательница Нина А. из села Муляка, — хмыкнула Максимова: