Континент Евразия - [52]
Его труд, несомненно, представляет собой, между прочим, призыв к некоторому практическому действию в области культуры. Он проникнут даже некоторым раздражением против "романо-германской" культуры. Кн. Трубецкой говорит о "наваждении романо-германской идеологии", о "наглом обмане космополитизма", о "ненавистном иге". Он зовет интеллигенцию неромано-германских народов произвести переворот. "Главной сущностью этого переворота является сознание относительности того, что прежде казалось безусловным: благ европейской "цивилизации". Это должно быть проведено с безжалостным радикализмом…". Кн. Н. С. Трубецкому не чуждо понимание, что "безжалостный радикализм" должен относиться не ко всем атрибутам европейской цивилизации. Недаром он называет "универсальными" некоторые "произведения романо-германской материальной культуры — предметы военного снаряжения и механические приспособления для передвижения" — и, видимо, утверждает тем самым необходимую универсальность их распространения. Такой же смысл имеет признание, что при известных условиях "заимствование отдельных элементов романо-германской культуры не будет уже иметь… отрицательных последствий". Но, делая призывы к свержению "ненавистного ига" романо-гермавской цивилизации, нельзя ограничиться, в отношении к основному различию между "культурными ценностями" последней, в смысле относительности одних и безотносительности других, намеками и оговорками. Выяснения же этого различия при помощи систематических категорий культуроведения мы не находим в брошюре кн. Трубецкого. Тем создается возможность "универсального" толкования его призывов к осознанию "относительности благ европейской цивилизации"… Вполне понятно стремление каждого народа обрести свое собственное идеологическое лицо и не быть, в отношении идеологии, на поводу у других наций. Но в каком положении очутился бы тот народ, который, внимая проповедям об "относительности благ европейской цивилизации", захотел бы сменить винтовку на бумеранг и современную физику и химию (с ее техническими приложениями не только в области "военного снаряжения" и "приспособлений для передвижения") на физические и химические знания дикаря?.. С точки зрения должного, единственно жизненной в данной области формулой национального существования может быть следующая: своя идеология — безразлично, свои или чужие техника и эмпирическое знание…
Поскольку построение кн. Трубецкого можно толковать как отвержение, между прочим, и европейской техники и науки — такое толкование находит себе подтверждение в отдельных суждениях кн. Трубецкого, например в том, что "создание фабрик и заводов и изучение европейских наук" он рассматривает как этап ненавистной ему "европеизации", — постольку подобные идеи, несмотря на здоровое начало, в них заложенное, могут стать опасными для тех народов, к которым обращены. Ибо совершенно очевидно, что тот народ, который вздумал бы призывы, подобные призыву кн. Н. С. Трубецкого, отнести безразлично к идеологии, технике и науке, уменьшил бы во много раз свою способность к хозяйственному и политическому действию и даже, весьма вероятно, погиб бы как национальное целое под напором других хозяйственно и политически более сильных народов и культур…
В общем строе идей кн. Трубецкого его излишне обобщенные, приводящие к неясностям формулировки (например, касательно "принципа равноценности и качественной несоизмеримости всех культур и народов земного шара" или "относительности благ европейской цивилизации"), пожалуй, и не заслуживали бы подробного разбора: их можно было бы воспринять как случайно проскользнувшую наивность. Если мы остановились на них подробнее, то исключительно потому, что путем систематических подразделений мы хотели бы содействовать уточнению мыслей о культурно-идеологической эмансипации неромано-германских народов, мыслей, лежащих в основе конструкций кн. Трубецкого, — способствовать реалистической и эмпирической постановке проблемы. Такая постановка невозможна вне сознания, что, наряду с положительной целью идеологически-национального "самоутверждения" неромано-германских народов, сохраняет в жизни последних полное свое значение, как столь же положительная цель, и необходимость использовать на нужды этих народов технические и эмпирически-научные достижения романо-германцев. Поскольку кн. Трубецкой не делает категорического и вразумительного заявления об этом, идеализация "дикаря", так же как и замечания об "относительности благ европейской цивилизации", приближается к проповеди культурной слабости…
С точки зрения методологического анализа, совершенно ясно, почему появились те неясности и наивности, которыми страдают построения брошюры "Европа и Человечество" кн. Н. С. Трубецкого. Конструкции кн. Трубецкого потому приблизились по своему характеру к проповеди культурной слабости, что автор их игнорирует значение силы как движущего фактора культурно-национального бытия. "Самое простое и наиболее распространенное доказательство (большего совершенства романо-германской цивилизации по сравнению с культурой "дикарей") заключается в том, что европейцы фактически побеждают дикарей. Грубость и наивность этого доказательства должна быть ясна для всякого объективно мыслящего человека. Этот аргумент ясно доказывает, насколько поклонение грубой силе, составляющее существенную черту национального характера тех племен, которые создали европейскую цивилизацию, живет и по сие время в сознании каждого потомка древних галлов и германцев… Разбирать логическую несостоятельность (этого довода), конечно, не стоит… Европейцам постоянно приходится признавать, что победа весьма часто выпадает на долю народов "менее культурных", чем побеждаемые ими туземцы". Тирада о "грубости и наивности" приводимого доказательства достойна занять место в любой из речей Ллойд Джорджа о "целях войны" против Германии, речей, которые ныне, в исторической перспективе, можно считать несравненным образцом человеческого лицемерия. Но уместна ли такая тирада в рассуждении, претендующем на философскую беспристрастность? Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вернуться к кругу мыслей, уже отчасти затронутому нами при анализе "принципа равноценности и качественной несоизмеримости всех культур и народов земного шара"… Мы должны установить, что оценку большего или меньшего "совершенства" той или иной цивилизации можно производить с разных точек зрения. Можно производить ее, например, с точки зрения нравственной идеи о Добре и Зле, поскольку эта идея осуществляется в явлениях культуры. С этой точки зрения, несостоятельность ссылок на фактические победы европейцев над "дикарями" как на мерило "совершенства" культуры тех и других ясна без дальних объяснений: с этой точки зрения, такие ссылки прямо-таки нелепы. Но если область суждений о Добре и Зле признать областью, подчиненной принципу "философской свободы" — то придется констатировать, что эта область вообще не допускает существования логически общеобязательных суждений… Дело будет обстоять иначе, если оценивать степень совершенства культуры, например, с точки зрения развития эмпирической науки. С этой точки зрения, допустима градация культур по признаку богатства эмпирически-познавательного материала, накопленного каждой данной культурой. Но возможно оценивать степень "совершенства" культур также и по признаку относительной устойчивости или силы, которую они обнаруживают при взаимном соприкосновении… Все признаваемые европейской наукой "великие культуры древности" были разрушены именно "варварами". Следует добавить, что в тех случаях, когда "великие культуры" были разрушаемы "варварами", эти последние в свою очередь испытывали на себе влияние "разрушаемой" ими культуры. Из всего этого следует, что признак наибольшей силы устанавливается по-разному в разных отраслях человеческой культуры. В некоторых случаях одна и та же культура имеет в отношении другой и военно-политическое преобладание и преобладание культурного влияния (как это случается при соприкосновении современных европейцев и "дикарей"). Но в других случаях одна культура, более сильная в военно-политическом отношении, является более слабой в отношении культурных влияний (как это имело место при разрушении "варварами" "великих культур древности"). Фактические победы европейцев над "дикарями" как доказательство большего "совершенства" европейской культуры по сравнению с культурами "дикарей" следует толковать в смысле большего "совершенства" культур с точки зрения силы. В таком смысле этот довод не заключает в себе ничего иного, кроме простого констатирования факта, но притом факта, чрезвычайно существенного в общем строе человеческой культуры.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Яков Бромберг (1898–1948) — один из ярких представителей движения евразийцев. Подход, примененный им к исследованию традиционно болезненного «еврейского вопроса», для многих окажется неожиданным. Его главный труд, аргументировано опровергающий тезисы как антисемитов, так и некритических юдофилов, в России публикуется впервые. Бромбергу удалось найти ключ для дешифровки скрытого смысла исторической судьбы еврейского народа.
Книга известного специалиста по проблемам городской среды В. Глазычева раскрывает перед заинтересованным читателем образ малого города в России новейшего времени. Материалом для книги послужили результаты экспедиций и проблемных семинаров, которые были проведены Центром стратегических исследований Приволжского федерального округа под научным руководством автора и охватили почти 100 населенных мест в 15 регионах России. Демонстрируя становление нового стиля жизни, нового типа руководства во всем многообразии и противоречивости опыта последнего десятилетия, книга знакомит с пестрой картиной действительности, почти неизвестной жителям крупнейших городов.
Война, плен, власовское движение, концлагерь, Холокост, послевоенная Бельгия, репатриация, ГУЛАГ, легендарное Норильское восстание — все это вместилось в жизнь одного конкретного человека, в которой общий опыт русской и европейской истории столкнулся с органической непереносимостью принуждения и несвободы. Документальный роман Николая В. Кононова «Восстание» выводит на сцену нового героя советской эпохи и исследует, как устроено само человеческое стремление к свободе — в подневольной стране, в XX веке.
Данное издание продолжает серию публикаций нашим издательством основополагающих текстов крупнейших евразийцев (Савицкий, Алексеев, Вернадский). Автор основатель евразийства как мировоззренческой, философской, культурологической и геополитической школы. Особое значение данная книга приобретает в связи с бурным и неуклонным ростом интереса в российском обществе к евразийской тематике, поскольку модернизированные версии этой теории всерьез претендуют на то, чтобы стать в ближайшем будущем основой общегосударственной идеологии России и стержнем национальной идеи на актуальном этапе развития российского общества.