Контакт – Сибирь - [44]

– Слушай, – спросил Есин, – американосы попадаются среди видных экзистенциалистов?

– Ребята, – сказал Ращупкин, – я радио слушаю. Чего американцев у нас не любят? Вот ты, Иннокентий, жил в Штатах, знаешь Америку…

– Вопрос интересный, но нам пора, – сказал Пивнев, посмотрев на часы.

Перед выходом на институтскую площадь Пивнев оглядел группу. Они с Есиным в светлых костюмах, Олег в советской рубашке в цветочек между ними, и плечистый коротко стриженый Володя в чёрном костюме и при галстуке, чуть сзади. Живописно. Несколько фотографов за загородкой сразу прицелились объективами.

– Значит так, Олег. Я попрошу Вадима Юрьевича, чтобы он как можно быстрее оформил тебе допуск. А пока будешь общаться с Иулой по телефону, если она согласиться. Звони завтра утром Лидии Петровне.

Помещение № 1 (так называлось в документах Новокрещёнова), где размещалась Иула, включало её кабинет, комнату Людмилы, комнату пресс-секретаря, комнату отдыха, душ и туалет. Кроме них, уборщицы и Пивнева в помещение № 1 никому не разрешалось входить. Пивнев своим правом никогда не пользовался. И сейчас позвонил Люде и попросил, чтобы Иула, если возможно, вышла в рабочую комнату. Про себя он понял, что, кроме всего прочего, очень хочет увидеть Иулу, с которой расстался всего час назад.

Иула с Людой вышли почти сразу.

– Иула, наш переводчик – Олег Ращупкин, самостоятельно изучает вардеманский язык. Так как в радиусе нескольких тысяч километров, кроме тебя, языка никто не знает, он для совершенствования просит разрешения пообщаться с тобой на вардеманском. По формальным причинам, которые тебе не понять, и которые нам самим не до конца понятны, первое время общение может происходить только по телефону.

– Мне будет интересно.

– И ещё. Он давно работает в институте, и переводил много научных текстов. Подумай, может быть, он сможет тебе помочь в переводах Энциклопедии.

– Хорошо, я дам ему на пробу проверить, как это… отредактировать что-нибудь.

В дверь, ведущую в приёмную, постучали, вошла Света.

– Здравствуйте. Извините, что я вас отрываю. Иннокентий Васильевич, пришло письмо по электронной почте, и мне показалось, что это срочно.

Пока Пивнев читал письмо, она стояла рядом с блокнотом в руке, держась неестественно прямо.

«Уважаемый Иннокентий Васильевич! В ближайшие дни может потребоваться Ваша поездка в столицу. Информация предварительная и конфиденциальная, но мне не хотелось, чтобы весть застала вас врасплох.

С уважением С.Стогов»

Пивнев передал распечатку Иуле, а секретарю, улыбнувшись, сказал:

– Вы очень правильно сделали, Света, просто выручили меня. Свяжитесь, пожалуйста, с бухгалтером, пусть подготовит на всякий случай краткий финансовый отчёт для столичного начальства.

Чиркнув что-то в блокноте, она вышла, негромко, но четко отбивая ритм каблучками.

– Иннокентий Васильевич, помните, что мы с Иулой и Лидой раньше сегодня уедем с работы. В театр идем, в драму, – сказала помощница Иулы, Людмила.

– Конечно, помню. Я сам сегодня в гости иду.

Иула равнодушно вернула письмо и, сопровождаемая Людмилой, отправилась к себе.

Пивнев полистал блокнот. Оставалось подчистить, проверить… Но для этого нужно несколько дней с утра садиться за компьютеры и пройтись по всей модели.

Зазвонил телефон защищенной связи.

– Здравствуйте, Иннокентий Васильевич. Стогов. Как продвигается проект? При встрече нам не довелось поговорить по делу.

– Вчерне модель готова. Нужно немного времени, чтобы подшлифовать. Параллельно готовим данные для ретроспективной проверки. Между прочим, могу похвастаться, наш переводчик самостоятельно и по собственной инициативе изучает вардеманский. Завтра Иула будет его экзаменовать.

– Как зовут вашего полиглота, – неожиданно заинтересовался Стогов. – Минутку, я запишу. Не сочтите за труд попросить помощников, чтобы они завтра e-mail'ом сообщили результаты испытаний. Кстати, вы прочитали мое письмо?

– Да.

– Это может быть непростым и… интересным. Ну, хорошо. Желаю удачи.

В номере Пивнев принял душ, потом стал искать свежую рубашку. На прошлой неделе Алексей Крыхтин пригласил его на день рождения. Тогда он ответил что-то неопределенное. Но когда понял, что этот день совпадает с культпоходом в театр, твёрдо решил пойти. Его пугал тоскливый вечер без Иулы. А ещё недавно, меньше трёх месяцев назад, радовался, когда выпадал спокойный одинокий вечер. О том, что будет через месяц, или когда это произойдет, старался не думать.

Бесшумно вошла Иула. Он невольно расплылся в улыбке, ничего не мог с собой сделать. Иула была невесела.

– Ты едешь веселиться с какими-то женщинами. Сегодня ты уже сделал мне больно. Ты так смотрел, так улыбался этой ужасной девице.

– Какой девице?

– С блокнотом.

Не сказав больше ничего, она вышла.

Пивнев некоторое время посидел в кресле. Сейчас он должен гладить её по волосам и говорить какие-нибудь глупости, пока она бы не успокоилась, и, в конце концов, не улыбнулась. Проклятая жизнь. Потом, взглянув на часы, переоделся и спустился в холл. Там было непривычно людно. Трое незнакомых мужчин сидели в креслах. По углам скучали люди Новокрещёнова. Незнакомцы поздоровались, и Пивнев узнал их. Из театра, приехали встречать гостей на дальних подступах. Художественный руководитель – немолодой чиновничьего облика человек, но в пестром галстуке, актер с красивым мужественным лицом, который успел засветиться в телесериале, и ещё один, видимо, тоже актер, молодой с длинными светлыми, распадающимися надвое волосами. Ждать пришлось довольно долго. Все молчали. Наконец послышался цокот каблуков на лестнице, театральные вскочили, в руках у них оказались букеты цветов. Пивнев смотрел на Иулу. В платье с оголёнными руками, с тяжёлым матовым браслетом на запястье, высокая в туфлях на каблуках, тёмные бездонные глаза, чуть удлинённые косметикой. Она милостиво улыбнулась, принимая цветы от художественного руководителя. Людмиле и лейтенанту Шевцовой тоже достались букетики. Пивнев переложил громоздкий пакет с подарком из правой руки в левую, чтобы помахать на прощание, но она прошла, не взглянув на него, снисходительно слушая хорошо поставленный негромкий голос спутника. Пивнев посмотрел вслед на королевскую поступь Иулы. Только белая шея казалась беззащитной.