Консультант по дурацким вопросам - [21]

— Сейчас, — сказал Миша. — Минуту.

А вот не буду я с места в карьер срываться и бежать, подумал он. А то наломаю дров. Сначала надо собрать информацию — пройтись по местным ведомствам и точно выяснить, что именно каждое из них может нам дать. И тогда уже решать, куда двигаться.

Если совсем честно, то после джентльменской беседы с командующим Миша побаивался звонить в 58-ю армию. Во всяком случае — сегодня. Выход на начальника штаба ему дал надежный человек, и самого НШ характеризовал как «правильного дядьку», просто Миша уже в себе не был уверен.

— Война войной, а обед по расписанию, — сказал он. — Поехали к Индире. Алан, отвези нас в «Ирбис».

— Ага! — согласился Пиротехник. — Надо «острое» попробовать. Я вообще люблю, когда с перчиком, а в жару это самое то.

Он вчера обедал у Индиры впервые, оценил шашлыки и пироги, но меню изучал пристрастно и вычитал много интересного. Особенно его впечатлило второе блюдо, называвшееся просто и без затей: «острое».

— Не хватило острых ощущений?.. Ладно, ладно, ну пошутил я. Позвоню, скажу, что мы едем, — Миша взялся за телефон.

В Цхинвале на тот момент действовало ровно две с половиной точки общепита, одна на другую совершенно непохожие. На площади у городского рынка — кафе «Ромашка», где, начиная с войны, кормились все журналисты, какие только ни приезжали в Цхинвал. Там можно чего-то накидать в пасть, быстро прожевать, быстро проглотить и мчаться дальше — желательно, не задумываясь, что ты такое съел… На южной окраине был ресторан, который работал только вечером, — мраморные полы, люстры, бархатные скатерти… А вот ближе к северной части города нашлось кафе «Ирбис». Мишу туда привезли в первый же вечер местные кагэбэшники и сказали: не пожалеешь. Миша попробовал одно, попробовал другое — и пошел к хозяйке знакомиться. «Народа немного, а вам надо делать кассу — давайте я буду своих к вам водить обедать. Только сделаем так: я звоню за сорок минут, и чтобы все было готово, чтобы мои не ждали». — «А вы что будете?» — «Дайте людям пару дней пристреляться, вы поймете, что они берут, а дальше исходя из этого и делайте». — «Хорошо».

Хозяйку звали Индира — кому молодому и не объяснишь толком, что бы это значило.

— Индира, мой друг хочет «острое», — сказал Миша в трубку. — И, пожалуй, я тоже.

Цхинвал невелик, пройти его пешком в длину, то есть с севера на юг, займет минут сорок, а если не спешить — час. В ширину, с запада на восток, — минут двадцать-тридцать. На машине, даже с учетом послевоенных колдобин, ехать дольше четверти часа в пределах города просто некуда. Поэтому Миша и звонил — успеют хотя бы накрыть на стол.

Успели, да еще как — Пиротехник даже забыл хромать и устремился к тарелке.

«Острое» с виду было как харчо, только мяса гораздо больше. Первая ложка проскочила хорошо, вторая тоже ничего, но уже — ух, а вот на третьей ложке у Миши из глаз потекли слезы. Внутри занимался небольшой пожар, Миша попробовал залить его минералкой — безрезультатно. Хотел сообщить Пиротехнику, что тот нехороший человек и гнусный провокатор, но не хватило воздуха.

Пиротехник наворачивал «острое», не поднимая глаз и обильно потея.

В приоткрытую дверь подглядывал повар, лицо его выражало живой профессиональный интерес, то ли этнографический, то ли медицинский, сразу и не поймешь.

— Однако! — только и сказал Миша, когда смог говорить.

— Действительно острое, — буркнул Пиротехник, по-прежнему глядя в тарелку.

Вышли они из кафе — хоть выжимай, и принялись бродить вокруг машины, потому что сесть в нее, раскаленную, было страшно и подумать: вообще утонешь. Алан решил, наверное, что москвичи после визита на военную базу начали трогаться рассудком — а теперь их догнало, и эти двое окончательно сбрендили.

Продолжался спектакль минуты три, а потом Миша почувствовал, что пот с него вдруг перестал течь, и чувствует он себя просто-таки огурцом. И Пиротехник орлом смотрит, даже на раненую ногу встал нормально.

— Я же говорил! — сказал Пиротехник. — По жаре самое то! Но в следующий раз надо им объяснить…

— …что сами мы не местные, — закончил за него Миша.

— Э-э, остренького покушали! — догадался Алан.

— Поскакали, — сказал Миша.

И они поскакали.

* * *

Вечером Миша сидел на кровати и размышлял, имеет ли смысл в таком взъерошенном состоянии звонить Лене. Поговорить с ней — хотелось. Но еще очень хотелось кому-нибудь пожаловаться на то, как у него все через задницу и как он сквозь эту задницу геройски лезет. Размазывать сопли перед любимой женщиной было не в его правилах, а соблазн, однако, велик.

Поэтому Миша просто сидел — в одной руке стопка черновиков, в другой ручка — и прикидывал, к кому бежать завтра. Все оборачивалось так, что пора выходить на контакт со штабом 58-й армии, больше сунуться некуда. Сегодня Миша носился между Министерством печати, Министерством обороны, кагэбэшниками и администрацией Президента, эмчеэсниками, которые помогали заметно больше и охотнее других… Он сделал то, что запланировал, — выпросил повсюду столько материальной помощи, сколько ему могли дать физически. Просил напористо, для чего пришлось временно потерять всякий стыд. Чего-чего, а стыдиться и стесняться нелепого своего положения человека, оказавшегося вдруг у разбитого корыта, Миша сейчас не имел права. Надо было спасать фильм — и он спасал как мог.