Консультант - [3]

Первая смена набоек и подметок производилась за счёт компании. Тщательно изучив особенности именно вашей походки, специалисты подбирали структуру и конфигурацию материалов таким образом, чтобы следующий ремонт потребовался не раньше, чем через год. Потому что компания «Сондерс» гарантировала, что обувь прослужит вам очень, очень долго.

Рис Хаузер видел как-то рекламный ролик. Сначала юная девушка танцевала на своем выпускном балу – в «сондерсах», конечно. Потом к алтарю шла невеста – в них же. Потом счастливая мать принимала поздравления по случаю окончания колледжа сыном. Потом почтенная, очень почтенная старуха протягивала юной девушке девственно-белую коробку и говорила, приподнимая юбку и вертя ступнёй: «Твои первые „сондерсы“, дорогая. Свои я ношу до сих пор». И если это и было преувеличением, то лишь самую малость.

Желающие подделать «сондерсы» находились крайне редко: существовала уйма куда более дешёвых и безболезненных способов самоубийства. Как-то раз Рис поинтересовался (с профессиональной точки зрения) системой контроля и ненавязчивой, но крайне эффективной слежки, разработанной компанией. Впечатлений хватило надолго.

Единственным – зато крайне существенным – недостатком «сондерсов» была их цена. Пара самых простых туфель стоила наравне с подержанным внедорожником средней руки. И как-то так сложилось, что «сондерсы» стали символом не только финансового благополучия, но и старомодных семейных ценностей. К примеру, любовникам и любовницам их не дарили. Это было попросту не принято. Дать денег на покупку туфель или ботинок? Сколько угодно. Подарить их же? Никогда.

«Сондерсы» дарили отцы детям, дедушки внукам, почтительные сыновья и дочери – родителям. Преподнесённые в день помолвки, «сондерсы» говорили о серьезности намерений куда громче любого, самого выгодного для одаряемой персоны, брачного контракта.

А сейчас Рис Хаузер видел «сондерсы» на официантке.

Ножки вместе с их обладательницей исчезли из поля зрения, скрывшись за неохватной центральной колонной, в которой за рядами бутылок прятался лифт для персонала, а Рис всё ломал голову над тем, где рыжая могла разжиться такой обувкой. Он так глубоко задумался, что чуть хрипловатый, убийственно сексуальный голос прозвучал за спиной совершенно неожиданно:

– Серхио, работаем приму!

Одновременно с этим лицо Бернадетт стало таким, словно её заставили хлебнуть уксуса.

Обернувшись, Хаузер нос к носу столкнулся с хозяйкой так заинтриговавших его туфель. Нос как нос. Рыжие стрелки, обрамляющие огромные светло-карие глаза с вертикальными зрачками и практически без белков, были куда интереснее.

Девица приветливо кивнула ему как старому знакомому, одновременно что-то строча на дисплее браслета – такого же простого и почти такого же дорогого, как её «сондерсы». Карточка на левой стороне груди сообщала, что её зовут Мелисса.

Музыка, струящаяся сверху, изменилась, став весёлой и слегка торжественной. Колонна лифта раскрылась, выпуская наружу нескольких официантов, каждый из которых держал на обеих руках по подносу с бокалами, наполненными шампанским. Последним, к удивлению Риса, из лифта вышел сам Том-Старший, тоже с подносом, на котором был, правда, только один бокал.

Этот поднос тут же оказался в руках рыжей, немедленно направившейся к столику, за которым в полном одиночестве сидел пожилой господин с рассеянно-счастливым лицом. Рису стало невыносимо любопытно, что такое могло случиться у самого Гершеля Бримана, из-за чего официанты и бармены разносят по бару «Вдовушку», да ещё и сам хозяин припожаловал. Впрочем, долго ждать не пришлось.

Громкость музыки упала до «пианиссимо», разговоры стихли. А девица, остановившись прямо напротив старика, негромко, доверительно и одновременно весело произнесла:

– Мистер Бриман! Одна маленькая птичка чирикнула мне, что сегодняшний вечер настоятельно требует шампанского!

Седовласый банкир прищурился, морща великолепный, занимающий пол-лица нос, и слегка склонил голову набок:

– Когда-нибудь, хатальтула[5], ты обязательно расскажешь мне, где летают эти твои маленькие птички!

– Когда-нибудь – обязательно, мистер Бриман, – официантка присела в умопомрачительном с точки зрения любого нормального мужчины реверансе, – если взамен вы расскажете мне, где летают ваши!

Вряд ли с человеком, входящим в «Платиновую тысячу» Галактики, часто разговаривали таким тоном люди из обслуги, но старый чёрт, похоже, только развеселился.

– Однако твоя птичка права, – ухмыльнулся он, принимая почтительно (и чуточку насмешливо) поданный бокал. – Этот шлемазл[6], мой младший зять, таки соорудил Рахиль сына, а мне внука!

– Мазл тов![7] – уже во весь голос воскликнула девица, неуловимым движением перемещаясь за спину подошедшего Хельгенбергера.

Музыканты рассыпали по бару бравурную мелодию, владелец отеля пожимал руку одному из самых важных своих гостей, всё новые люди присоединялись к поздравлениям…

– Ф-фух! – выдохнула рыжая, плюхая на стойку поднос с уже пустыми бокалами. Что характерно, при всей небрежности движения не звякнул ни один. – Серхио, ручаюсь – пять сотен минимум. Спорим? На десятку?