Государственный прокурор Плантинг торжественно заявил еще до начала судебного процесса, что он потребует смертной казни Антикайнену. Сыскному искусству охранки воздавалось должное. Теперь уж нечего было кивать на Москву. Газеты писали о том, что Антикайнен десять лет жил и работал в Финляндии и был неуловим. И наконец схвачен.
"Смерть Антикайнену!" — требовала финская буржуазия.
"Свободу Антикайнену!" — ответили рабочие всего мира.
Тойво Антикайнена осудили на восемь лет каторжных работ и "навеки" лишили его всех гражданских прав.
Чтобы скрыть от общественности ход судебного разбирательства, его судили в тюремной церкви. И когда прокурор говорил о нарушении Антикайненом христианской морали, Тойво насмешливо воскликнул:
"Если бы сам Иисус, именем которого вы спекулируете, очутился сейчас в Финляндии, то был бы схвачен и осужден за "государственную измену" и, вероятно, находился бы в соседней со мной камере…"
В корпункте в передней у порога лежал целый ворох газет.
Константин Сергеевич собрал их и положил на стол.
Ирина Александровна отобрала финские и шведские газеты, Константин Сергеевич — английские и немецкие. И оба молча стали листать их.
— Вот маленькая заметка, — сказала Ирина. — Назначается новое слушание дела Антикайнена по обвинению его в уголовном преступлении — в убийстве. И ничего больше.
— Чудовищно! — произнес Константин Сергеевич.
— А вот в шведской более подробно. Пишут о том, что во время гражданской войны, когда Антикайнен возглавлял отряд по борьбе с белофиннами, отражая нашествие на Советскую Карелию, по его приказу будто бы сожгли на костре белого финна Мариниеми.
— Теперь понятно, — сказал Константин Сергеевич. — Такое обвинение грозит смертной казнью. Они добиваются своего…
— Я должна немедленно послать телеграмму в Москву, — сказала Ирина. — Советский народ должен знать, как расправляются с коммунистами, к каким грязным методам прибегают. Наш народ откликнется, скажет свое веское и гневное слово.
— А мне теперь понятно, почему адвокат Антикайнена принес список советских граждан, которых товарищ Антикайнен просит вызвать из Советского Союза в качестве свидетелей защиты. Все эти граждане участвовали в гражданской войне, входили в отряд Антикайнена и расскажут на суде правду. По требованию прокурора суд привлек более шестидесяти подставных лиц в качестве свидетелей обвинения. Адвокат говорит, что навербовали всякое отребье, белогвардейцев и теперь инструктируют их, что они должны показывать на суде. Нужно срочно разыскать людей, которых указывает Антикайнен. Мы должны сделать все, чтобы спасти Тойво. И знаете, как тесен мир. В свое время в 1921 году, когда я был посажен в корабельную тюрьму во время Кронштадтского мятежа, Антикайнен участвовал в подавлении этого мятежа, и может быть, именно он открыл мне тогда двери тюрьмы.
— В наши комсомольские годы Тойво Антикайнен был одним из любимых героев молодежи, и думала ли я тогда, что увижу этого легендарного человека снова в бою: ведь уголовный процесс будет открытым и туда пустят журналистов.
— Я поехал, — сказал Константин Сергеевич. — Вы остаетесь?
— Да, конечно.
И застучала машинка. Ирина печатала быстро, одним дыханием скупые, но полные гнева строки. Дождалась вечерних газет, которые выходили в три часа дня. "Красный генерал Антикайнен — убийца", — сообщали газеты.
Немногим более двух лет прошло со дня позорного провала Лейпцигского процесса, который окончился победой Георгия Димитрова. Черным силам реакции не удалось осудить и уничтожить руководителя Коммунистического Интернационала Георгия Димитрова. Он из обвиняемого превратился в обвинителя. Это была ошеломляющая победа коммуниста над фашизмом. Фашистский суд вынужден был оправдать Димитрова. Но теперь будет сделано все, чтобы не выпустить живым Антикайнена.
Ирине не хотелось идти в оперу. И все же она пошла. Это ее долг корреспондента. И она все должна видеть своими глазами.
Надела вечернее, но очень скромное платье. Она знала, что в опере будет весь "высший свет". Дамы шили туалеты специально для этого торжественного вечера.
Ирина заняла место в ложе, осмотрела в бинокль зал. Сколько здесь в театре русских эмигрантов! Бывших царских офицеров, бывших фабрикантов, помещиков, белогвардейских чинов из армий Юденича, Деникина, Врангеля, Колчака… И они считают Шаляпина "своим". Больно об этом думать. Напротив в ложе сидела полная дама, сверкая бриллиантами. Очевидно, это жена Шаляпина. Говорят, она сыграла злую роль в его судьбе. Рядом с ней директор онеры, какие-то сановные дамы.
Кощунственным казались здесь, в этом сборище, музыка Мусоргского, великое творение Пушкина "Борис Годунов" и сам Шаляпин.
Голубой бархат занавеса заколебался и волнами поплыл вверх. В зрительном зале переговаривались, дамы обмахивались веерами, слушали плохо, все ждали Шаляпина. И вот появился царь Борис. Великий актер выделялся из всего ансамбля. Шаляпин пел по-русски, его партнеры исполняли свои партии по-фински. Ирина была разочарована. Это был не тот голос Шаляпина. Что делает старость и болезнь… А может быть, Федор Иванович берег остатки своего драгоценного дара и пел вполголоса? Знаменитый шаляпинский бас звучал глухо. Остались артистизм, его несравненное мастерство. Но, увы, голос был глух. И только раз звенящей тоской в примолкнувшем зале отчаянно скорбно прозвучало: "Но счастья нет моей душе" и снова: "Мне счастья нет!" — это был вопль души актера.
