Константин Сергеевич закрепил две пары лыж на крыше машины. Погода была мягкая, по-мартовски солнечная.
Шофер Антоныч впервые зимой доверил машину консулу. Предложил обмотать задние колеса цепями: на загородных дорогах гололед.
Ярков от цепей отказался.
— Никогда с ними не ездил под Москвой, и все обходилось.
Константин Сергеевич вел машину, Ирина выбирала место, где бы сделать привал и встать на лыжи. Она поминутно снимала светозащитные очки, которые мешали оценить красоту пейзажа.
С шоссе свернули на боковую, казалось хорошо уезженную дорогу, и тут машина поползла боком, колеса забуксовали, закапываясь все глубже в снег.
— Эх, хорошо, Антоныч не видит, как я проштрафился, — конфузливо сказал Ярков, выключая мотор. Он обошел вокруг машины — засели прочно. Огляделся: на пригорке за рощей виднелись крыши строений.
— Придется идти на хутор, просить лошадей, чтобы вытянуть машину. Сами мы с ней не справимся.
Ирина рассмеялась:
— Ну, уж если идти, то надо мне! Как ты будешь с финами объясняться?
Константин Сергеевич безапелляционным тоном заявил:
— Нет, тебя я не пущу. На лыжах в такую гору подниматься трудно, а идти пешком — утонешь в сугробе. Что я тогда буду делать? Сиди в машине. Я пойду напрямик…
— Но ты же не знаешь языка, — возражала Ирина.
— На двух лошадей мне языка хватит.
— Посмотрим! — предостерегающе произнесла она.
Ярков зашагал по целине. Он поминутно проваливался выше колен в снег, оглядывался и жестами показывал Ирине — видишь, мол, даже мне трудно идти. На поле оставались глубокие синие лунки от его следов, и Ирина едва удержалась от соблазна пойти за Константином, схватить его за руку, вместе с ним утопать в снегу.
Между тем Константин Сергеевич дошел до большого дома, похожего на старинную русскую усадьбу. По обе стороны расположились хозяйственные постройки, коровник, послышалось ржание лошади.
"Слава богу, — подумал Ярков, — в этой усадьбе ость лошади…"
Из подъезда выбежали две худые, остромордые гончие, повертелись вокруг незнакомца, обнюхали его и убежали. Ярков толкнул входную дверь, очутился в просторном холле. Сверху раздался женский звонкий голос, спрашивавший что-то по-фински. Консул снял шапку и громко произнес: "Хювя пяйвя!" ("Добрый день!")
По лестнице спускалась очень полная, немолодая уже женщина. Ее маленькие, очень яркие голубовато-зеленые глаза с любопытством рассматривали пришельца.
— Хювя пяйвя! — повторил Константин Сергеевич, затем развел руками и покачал горестно головой: — Авто ай-яй-яй, какси тпру-у-у.
Женщина уже спустилась вниз. Константин Сергеевич был поражен, с какой легкостью она несла свое очень грузное тело. Услышав монолог, в котором было только одно-единственное финское слово "какси" (два), она все поняла и принялась хохотать. Голос у нее был звонкий, смеялась она незлобиво, искренне, стараясь сцепить кисти своих маленьких рук на огромном туловище.
Насмеявшись вдоволь, она протянула ему пухлую, как у ребенка, руку.
— Вы русский? — после некоторого колебания спросила она по-русски.
— Совершенно верно. Русский. Советский консул.
— О, я очень рада познакомиться с вами. Меня зовут Сонни Тервапя. Я затрудняюсь в русском. На каком языке вы говорите?
— На английском, немецком.
— В таком случае будем говорить по-немецки. Итак, как я понимаю, с вашей машиной произошла авария и вам нужны две лошади, чтобы вытащить ее и доставить ко мне во двор. А я буду иметь удовольствие видеть у себя за обедом советского консула.
Константин Сергеевич пытался отговориться, но понял, что это невозможно.
— Я не один, со мной дама.
— Тем лучше. Эйно-о-о! Эйно-о-о! — Голос мадам Тервапя серебряным горошком прокатился по анфиладе и был слышен, очевидно, во всех уголках усадьбы.
Из боковой двери вышел юноша.
Мадам Тервапя стала быстро говорить с ним по-фински. Константин Сергеевич понял только одно слово — "консул".
— Эйно все организует и доставит сюда вашу даму в машине.
— О нет. Свою жену я должен сопроводить сам. Благодарю за приглашение, но мы оба в спортивных костюмах.
— У меня без дипломатического протокола. Очень прошу вашу супругу не отказать мне в удовольствии познакомиться с ней.
Эйно вывел из конюшни рабочую лошадь, прицепил к хомуту некое подобие рамы на длинных ремнях.
Консул вопросительно посмотрел на него и показал два пальца: нужны две лошади.
— Это конь очень сильная, — сказал Эйно по-русски. — Она тащит ваш авто.
— Вы говорите по-русски? — удивился Ярков.
Я говорю плохо по-русски, я хорошо уже понимаю и читаю. — Эйно с нескрываемым интересом и каким-то радостным чувством рассматривал своего спутника, поддерживая правой рукой за уздечку лошадь.
— Почему вы изучаете русский? — поинтересовался консул.
Эйно широко улыбнулся. Помолчал, вспоминая что-то, и произнес особенно торжественно:
— "Будь я и негром преклонных годов, и то, без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин".
— Ого! — воскликнул Ярков. — Вы и Маяковского знаете! А что вы делаете в этом имении?
— Я — конюх. Бывший студент. Нищий студент, — добавил он.
— С кем же вы занимаетесь русским языком?
— С русским мальчик. Он финн. Он изучает меня по-русски, я изучаю его по-фински.
