Константиновский равелин - [22]
— Товарищ военфельдшер! Перевяжите, пожалуйста. Поцарапался немножко.
Усов медленно поднял голову, но, увидев превратившийся в красную тряпку платок, ловким профессиональным жестом снял импровизированную повязку, швырнул ее в таз. Палец распух и продолжал кровоточить.
— Мм-даа! — протянул Усов и недовольно скривил рот. — Царапина у вас глубокая. Лариса Петровна! Обработайте и перевяжите.
Лариса повернулась и встретила напряженный и настороженный взгляд Зимского.
II по этому взгляду она сразу поняла, какую имеет над ним власть, по это не доставило ей радости.
За последние годы слишком многие пытались добиться ее расположения, и это вначале удовлетворяло ее женское тщеславие, затем стало надоедать и в конце концов превратилось в муку, ибо ухажеры до мелочей были похожи друг на друга. Нет ничего хуже без памяти влюбленного человека, если не питаешь к нему ни малейшего влечения. Лариса знала это слишком хорошо, вот почему откровенный взгляд Зимского вызвал у нее и недовольство, и раздражение. Л Алексей стоял, забыв про палец, с которого быстрыми капельками стекала кровь, и Лариса сказала вежливо, но сухо:
— Подойдите, пожалуйста, сюда!
Впервые Зимский услышал ее голос и, как во сне, пошел прямо на зов, протягивая окровавленную руку.
Осторожно, стараясь не причинить боли, стала Лариса обрабатывать рану, и каждое ее прикосновение пронизывало Алексея словно электрическим током. Он не понимал, что с ним происходит, а голова кружилась от тонкого аромата, идущего от ее пышных волос, от се горячего дыхания и вообще от ее немыслимой близости. Он слегка покачнулся, и Лариса придвинула ему стул:
— Присядьте. Это от потери крови. Сейчас все пройдет.
Зямский молча кивнул. Перевязав палец, Лариса вновь занялась своими инструментами, и он получил возможность почти открыто любоваться сю. И опять Алексей не мог себе объяснить, почему в свое время, даже обнимая Ольгу, он не испытывал и сотой доли того благоговейного трепета, который ощущал теперь, просто смотря на Ларису. Он досадовал на свое непривычное состояние, даже пытался отделаться циничной мыслью: «Все они. бабы, на одни манер!» — но тотчас же испугался, будто Лариса могла прочитать ее. и тревожно оглянулся по сторонам. Лариса по-прежнему что-то колдовала над спиртовкой. Усов продолжал писать, не обращая на него никакого внимания. По затянувшейся тишине Знмский понял, что пора уходить.
— Ну... Я пойду... Большое спасибо! — сказал он, вставая и ни к кому не обращая своих слов. Лариса даже не повернулась. Усов буркнул, не отрываясь от писания:
— Завтра приходи на перевязку!
Он пришел завтра, потом — послезавтра, он стал приходить каждый день, и однажды Лариса, сняв бинт и увидев совершенно здоровый палец, с явной усмешкой сказала:
— 11у, вот и все! Больше на перевязку ходить не надо!
Словно что-то оборвалось внутри Алексея, и сам себе
он показался нелепым и ненужным. Глубокое безразличие ко всему овладело им в эту минуту, но он все же нашел в себе силы и проговорил, с трудом растягивая в улыбку кривящиеся от обиды губы:
— Большое спасибо вам... Лариса Петровна... И за лечение, и за заботу...
Чуть заметно дрогнули у Ларисы уголки рта — может быть, она досадовала на себя за несправедливо холодный тон, но, несмотря на это, она не смогла перебороть чув-
G0
ства неосознанной досады и так же строго и холодновато отвечала:
— Не за что, товарищ Знмскнй! Приходите, когда понадобится!
«Товарищ Знмскнй!» И Алексей понял, что эти несколько дней совершенно не приблизили его к Ларисе и даже, наоборот, отдалили от нее. Медленно и понуро вышел он из лазарета и остановился в коридоре, все еще на что-то надеясь, прислушиваясь к каждому звуку там. за дверью. Он стоял, затаив дыхание, с гулко бьющимся сердцем, и вдруг вздрогнул от неожиданного возгласа Усова:
— Лариса Петровна! Вы не забыли, что завтра в шесть нужно идти на батарею за медикаментами?
— Нет!—отвечал голос Ларисы. — А кого мне выделят в помощь?
— Я сегодня поговорю с Евсеевым, — продолжал Усов. — Надо бы матроса посильнее!
Не веря своим ушам, Знмскнй на цыпочках быстро отошел от двери. Лицо его горело от нервного возбуждения. «Нет, Лариса Петровна! Нет, Ларочка!» — твердил он сам себе бессмысленные слова, сам не зная, что же именно «нет» и что он будет делать дальше. И только одно ему было совершенно ясно — завтра, во что бы то ни стало, он должен пойти с Ларисой на батарею...
Душным и тесным казался ему в эту ночь кубрик. Оглушительно храпели до изнеможения уставшие матросы, а Знмскнй лежал с раскрытыми, точно остекленевшими глазами, и не мог уснуть. Помучившись около часа, он вышел во двор, лег на траву, подложив руки под голову. Высоко-высоко в фосфорическом голубом небе плыл сказочный двурогий месяц. Недвижимый теплый воздух казался налитым в бездонный сосуд весеннего мира, и даже война, постоянно напоминающая о себе приглушенным, точно далекий гром, гулом, нс могла нарушить очарования майской ночи.
Здесь ничто не отвлекало от мечты, и Знмскнй уплыл в своих грезах в далекий, созданный фантазией влюбленного мир, где были только он и Лариса. Но что-то подсознательное, неуловимое мешало полностью отдаться мечтам, и постепенно он помял, что причиной двойственного состояния является вчерашний разговор с капитаном 3 ранга.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.